— Ну-ну, ты уже тут как тут.

— Поцелуйтесь же, свояки, — подала голос Эльжбета, — вы же родня, в конце-то концов… Раз Яша с Магдой, он тебе всё равно что брат, даже ближе, ближе.

— Хватит, мать!

— О чём я прошу-то? Только о мире. Раз как-то ксёндз говорил на проповеди, что мир подобен росе, которая падает с неба и насыщает поля. Другой раз епископ к нам приехал из Ченстохова. Помню всё, будто это было сегодня. На голове — красная шапка… — и снова полились слёзы. Больше Эльжбета не могла произнести ни слова.

4

Пора было отправляться в Варшаву, однако Яше приходилось задержаться на пару дней, и это очень его огорчало. Немного погодя он ушёл в альков и улёгся отдохнуть на широкой кровати. Там Эльжбета уже набила матрац новой соломой, постелила свежие простыни, надела чистые наволочки и пододеяльник. Магда не сразу пошла к Яше. Сначала вымылась и расчесала волосы. Мать помогла ей подмыться, а затем облачила её в длинную ночную сорочку, отделанную кружевами на груди и по подолу. Яша лежал тихонечко, сам поражаясь этому. «Это потому, что мне просто скучно», — подумалось ему. Он прислушался. Мать с дочерью о чём-то пререкались. Эльжбете нравилось давать Магде наставления перед тем, как той отправиться в постель. Сейчас она просила Магду положить мешочек с лавандой под бельё. Растянувшись на лавке, громко храпел пьяный Болек. Как поразительно всё же: он, Яша, жил так, будто и в жизни ходил по проволоке. Так и сейчас — одно неверное движение, и этот Болек всадит ему нож в сердце.

Яша впал в дрёму, и ему пригрезилось, будто он летит: подымается над землёй и парит, парит… Интересно знать, почему же он не делал так прежде, ведь это так легко, так легко, легко… Почти каждую ночь приходил этот сон, и просыпался он каждый раз так, будто ему открылась иная, искажённая, другого рода реальность. Был ли это сон? Или же просто грёзы? Мечты о полёте? Проходили годы, но и теперь его не оставляла, прямо-таки завораживала идея: надеть крылья и лететь. Если это могут птицы, может и человек. Крылья надо сделать большие, из плотного лёгкого шёлка, который употребляют для воздушного шара. Натянуть шёлк на спицы, а крылья чтобы раскрывались и складывались, как зонтик. Если же этого окажется недостаточно, можно сделать ещё такие перепонки, вроде как у летучей мыши, и привязать между ног. Человек тяжелее птицы, однако же орлы и соколы тоже не слишком-то лёгкие, а они в состоянии взлететь, даже ухватив когтями овцу. Если выдавались моменты, когда Яша был в состоянии не думать об Эмилии, все мысли были только о полётах. Полные ящики держал каких-то чертежей, диаграмм, вырезок из журналов и газет. Конечно, многие из тех, что пытались взлететь, погибли, но это же факт, что они всё-таки взлетели, пусть даже и на короткий миг. Просто материя должна быть крепче, остов прочнее, человек — более подвижным, лёгким, более ловким. То-то будет мировая сенсация, если он, Яша, подымется над крышами Варшавы, а ещё лучше — Рима, Парижа, Лондона.

Снова и снова его охватывала лёгкая дрёма, и он лежал с открытыми глазами, готовый очнуться от грёз, когда Магда придёт к нему. Она принесла с собой запах лаванды. Была она всегда очень стыдлива, и такой до сих пор осталась. Пришла к нему как застенчивая девочка, с извиняющейся улыбкой. Легла рядом — угловатая, костлявая, холодная, как ледышка, в слишком большой для неё ночной сорочке, с влажными ещё после мытья волосами. Его рука легла на худенькие рёбра.

— Что с тобой? Ты ничего не ешь? — прошептал он.