Разум Мари все еще пытался зацепиться за реальность хмурого осеннего вечера, но ее душа, не выдержав удара, надломилась и уже существовала вне этого мира, который внезапно потерял всякую привлекательность и смысл.

…Через несколько минут ее легкая одежда начала промокать, неприятно прилипая к телу, и она медленно пошла к остановке общественного монорельсового транспорта.

В руках Мари сжимала согнутую пополам папку из прозрачного тонкого пластика, внутри которой содержались официальные документы, свидетельствующие о смерти ее отца…

***

Оставшись вдвоем, Мошер и фон Браун некоторое время молчали.

– Ладно, Майлер, давай говорить начистоту, – наконец произнес Мошер, щелкнув портсигаром. – Нравится тебе Бюрге или нет, но он прав – мы не можем действовать определенным образом. Есть черта, за которую нельзя переступать. Остановка атмосферных процессоров повлечет за собой гибель множества людей, и не думаю, что этим мы спасем капиталовложения на Марсе.

Фон Браун, прищурясь, смотрел за окно, мимо Мошера.

– Боишься толпы? – тихо спросил он. – Думаешь, не найдется новых кандидатов на освободившиеся места в колонии?

– Найдутся. Но ты напрасно недооцениваешь так называемую толпу. Люди сейчас быстро впадают в крайность, а по всему миру отыщется немало тех, кто недоволен существующей колониальной политикой корпорации.

– И что делать? – Майлер перевел взгляд на своего заместителя. – За последние десять лет в Марсианскую колонию вложено сорок миллиардов евро!

– Да, такими деньгами не шутят, – согласился Дейвид. – Но ты иногда слишком прямолинеен. Нужна толика гибкости.

Фон Браун покачал головой. Монтер всегда удручал его излишней склонностью к намекам и недосказанности.

– Говори прямо, Дейвид.

Мошер прикурил и только затем продолжил развивать свою мысль:

– Мы не виноваты в случившемся, верно? События свалились нам как снег на голову, их никто не мог ни предвидеть, ни тем более предотвратить.

– Дейв, ты решишься преподнести подобные аргументы нашим инвесторам? – раздраженно перебил его Майлер. – Не забывай, что после провала проекта «Европа» мы все еще зависим от денежных поступлений со стороны.

Мошер кивнул.

– Мы говорим об одном и том же. Я лишь хотел подчеркнуть, что эти события, на мой взгляд, больше напоминают стихийное бедствие.

Фон Браун встал. Меряя шагами кабинет, он некоторое время тяжело размышлял над создавшейся ситуацией, потом остановился у выходящего на площадь панорамного окна и обернулся.

– Два месяца назад нечто подобное в этом кабинете утверждал Френк, – произнес он, глядя на Мошера. – Ты можешь разыгрывать перед Бюрге наивное непонимание, но Лаймер предвидел развитие событий, помнится, даже говорил о том, что нам грозят серьезные проблемы. Как назвал он эту пакость? Внеземной формой жизни? Помнишь, как выторговывал он у меня эту отсрочку, ссылаясь на необходимость исследований? К чему они привели? Он был лучшим специалистом корпорации, причем, что немаловажно, проверенным специалистом. Теперь он лежит в холодильнике морга, а вместе с ним – целая смена инженеров и рабочих. События непоправимые. Скажи, кому теперь доверить это дело? Толмачеву, которого трясет, как только он переступает порог моего кабинета? – Фон Браун брезгливо поморщился.