В организме — теснота. Органы развешаны на опорно-двигательном аппарате, и если он кривой, органам тоже нехорошо.

Асимметрия — страшная штука. Породистая лошадь — ровная, бежит прямо, никуда ее не заносит. А если лошадь годами ходила по кругу, воду из колодца качала, у нее внешние ноги ходили по большей траектории, а внутренние — по меньшей. Отвяжите ее, и она будет кругами ходить. Она не заболела. Мы ей просто сбили симметрию. Когда-то каторжнику вешали гирю на ногу, и он годами эту гирю таскал. И после освобождения, когда гирю снимали, потом всю жизнь ногу приволакивал. А ведь ему эту ногу не ломали, ему просто сбили мышечно-суставный баланс. У современного человека даже руки развиты неравномерно, мы почти все правши, и считается, что это нормально. Но если бы мы ходили на четвереньках и припадали на одну — переднюю левую ногу, это было бы совсем ненормально! Первый же хищник догнал бы такого убого и съел. Природа асимметрию естественным отбором выкашивает. А цивилизация сделала нас асимметричными.

— Я думаю, то, что мы правши, связано с тем, что левое полушарие, которое отвечает за логику и решение точных задач, управляет правой рукой. Разумное животное — животное с сильной логикой. И, значит, правой рукой.

— Возможно, — кивнул Блюм. — Но природа выкашивает асимметричных и гиподинамичных, — то есть уродливых и ленивых. К чему приводит любая травма? К двум вещам — асимметрии и гиподинамии. Заболела лапа — гиподинамия и асимметрия. Заболело ухо — асимметрия.

— Сломанная лапа заживет.

— Поздно! Асимметрия уже наработана. Правую больную лапу он берег, а на левую наступал с двойной нагрузкой. На одной ноге мышцы окрепли, на другой атрофировались. И само по себе это не устранится. Поэтому когда ко мне попадает ребенок со сломанной ногой, мы гипсуем две ноги — чтобы не потерять симметрию. «Казенная» медицина этого не понимает. Потому что она пошла по другому пути — по пути массовости и аллопатии. Современный евро-американский стандарт медицины основан на том, что мы лезем во внутреннее пространство организма и пытаемся там рулить на биохимическом уровне. Бомбим таблетками — в надежде, что часть химии попадет туда, куда надо, и вызовет нужный эффект. А я лезу во внутреннее пространство руками. У меня других инструментов нет. Почему такая разница в подходах? Потому что для западной медицины главное — снятие симптомов и массовость. Симптоматическая медицина стала основной в мире, поскольку лежит в общецивилизационном — индустриальном — русле: она основана на науке и заводах (фармпредприятиях), в этом ее сила. И там царит вполне логичный принцип: «нет симптомов без болезни». Вот с симптомами и борются. Но ведь это не значит, что все остальные виды медицины умерли, нет, они просто не смогли стать массовыми, бесплатными, бюджетными — все эти иглоукалывания, мануальные терапии, фитотерапия, у-шу… А медицина таблеток стала массовой, как массовая культура. Потому что там производство. И унификация.

В конце концов давление фармкорпораций на медицину стало невыносимым. Существует масса хороших и относительно недорогих методик, которые фарминдустрия просто душит. Давно клинически испытано, например, ультрафиолетовое облучение крови, хорошие результаты показаны. Но это чистая физика! Там нет места химической фарминдустрии. И потому метод широко не применяется. Его используют отдельные энтузиасты на свой страх и риск, получают прекрасные результаты. А остальные предпочитают травить таблетками. Это безопасно — для врача. А всякого рода нетрадиционные методики типа моей — риск для врача. Достаточно одной ошибки на тысячу человек — кто-то помер, — и тебя тут же закроют.