Жалованье за две недели задерживал… Пятьдесят тысяч!
— Донской сделал значительную покупку? Дом? Акции?
— Не могу знать, он мне не докладывал.
— Подскажите, где в доме можно спрятать такие деньги. Сейф или крепко запирающийся тайник здесь есть?
Лопарев довольно откровенно выразился: если б знал, то проблему с жалованьем давно решил бы без лишних напоминаний. Слаб человек до наличных денег, особенно бумажных. Что поделать. Оценив искренность слуги, Ванзаров спросил:
— Когда Донской вернулся днем, был ли при нем саквояж или сверток?
Ответил камердинер не задумываясь:
— Пальто у него принял, да и только.
— Кто еще прислуживает в доме?
— Никого-с, один справляюсь. Иван Иванович в этом вопросе изрядно прижимист, да и к чему нам кухарка? Обедает он в ресторанах, прачка заходит за бельем. Особых забот нет.
— Прошу разрешить осмотр квартиры. Не возражаете?
Лопарев не только не возражал, но постарался оказать посильную помощь. Открывал двери, рассказывал, что где находится, и всячески старался быть полезным розыску. Но старания были напрасны. Кроме собранных в дорогу чемоданов и пустой чековой книжки банка «Лионский кредит», не нашлось ничего любопытного. Безделушек вроде запонок или брильянтовой заколки так и не попалось.
— Иван Иванович планировал уехать? — отряхивая ладони, спросил Родион.
— Говорили-с, что на днях в Москву собирались. Точнее не знаю. Мне укладываться не приказывались-с.
— Куда ведет дверь из его кабинета?
Не готовый к резким поворотам, Лопарев замешкался:
— На черную лестницу-с.
— У кого находится ключ?
— На кухне висит. Изволите взглянуть?
Юный чиновник забрал кольцо, на котором болтались два ключа: большой, старый, проржавевший, и маленький, новенький, блестящий, от французского замка. И, как бы между прочим, спросил, не желает ли господин камердинер взглянуть, что стало с его хозяином. Лопарев заметно присмирел, но отказаться не посмел.
Велев городовому посторониться, Родион впустил испытуемого. Василий Николаевич только заглянул и выскочил как ошпаренный, часто-часто крестясь и шепча молитву, и даже покрылся крупной испариной.
— Кто же такое сотворил? — шепотом спросил он.
Родион и сам не прочь был это узнать.
— А сами что думаете?
— Да как же… Откуда мне… Какое несчастье!.. Что теперь с жалованьем будет?
— Не заметили в кабинете чего-то странного или необычного?
На лице Лопарева читалось: да куда уж больше странности! Пришлось разъяснить:
— Господина Донского изувечили каменной перчаткой, отломанной от какой-то статуи…
— Свят! Свят! Свят! — эхом отозвался камердинер, осеняя себя крестным знаменем. Такой суеверный, прямо как барышня, начитавшаяся готических романов.
— Иван Иванович упоминал что-то подобное?
Слуга вытаращил глаза:
— Это чего же-с?
— Может, рассказывал про статую рыцаря?
— Никак нет-с!
— Быть может, кто-то пошутил подобным образом? Не припоминаете среди друзей господина Донского любителей статуй?
— Не могу знать. К нам друзья не заходили-с.
— Совсем гостей не было? Какая досада. Вам, наверно, скучно без гостей. Сколько у Донского прослужили?
— Нанял месяц назад. По газетному объявлению… Какое несчастье! Куда меня после такого происшествия возьмут… Пятно несмываемое. Скажут: не уберег хозяина. Пропало мое доброе имя! Что теперь будет? Что за рок такой…
— Значит, до этого не были знакомы. |