Джонатан заложил руки за спину и несколько секунд покачался на каблуках. Да, найти Виктора, а уж после искать Врага было разумнее, но не проще. И вообще, не с этого следовало начинать на самом деле. В первую очередь следовало задуматься над одним простым вопросом: а что, если Туманов и есть враг?

    «Вариант неприятный для мозгования, но от него явно не отмахнуться, как ни старайся. Ведь что получается? Туманов – определенно необычный человек, хотя на хитромудрого злодея не тянет. Одна глупость с гранатой чего стоит! Попугать – было бы нормально, для того ему и дали этот железный фрукт, но взрывать-то зачем?! Однако на поверку это может оказаться лишь тактической хитростью, по сути – жестким, но эффективным отвлекающим маневром. И если не поддаваться на такие уловки, не отвлекаться, то сразу возникнут вопросы, на которые незамедлительно найдутся вполне логичные ответы.

    Например, Туманова не обманывает маскировка Хамелеона, разве не убедительное доказательство того, что он сам Хамелеон? Дальше: его собственная маскировка обманывает и людей, и Вечных, и Хамелеонов, причем выборочно, каких он пожелает, – значит, он владеет этим даром лучше любого Хамелеона. Получается, он Суперхамелеон? Третий вопрос-ответ: он не погиб от руки Хамелеона, хотя должен был погибнуть, будь он человеком, Вечным или тоже Хамелеоном, значит, он еще и Сверхвечный?»

    До главного вопроса-ответа оставался ровно один логический шаг, но Джонатан решил притормозить и не формулировать его, не прокрутив предварительные выводы еще разок.

    «Нелишним в общей картине будет такой штрих, как нейтральность Туманова для нашего чутья. Даже когда наступил его Оптимум, реакция Вечных на него оставалась слабой. Будто на кандидата в бессмертные, а не на полноправного сородича. Правда, и никаких посторонних запашков не было. Хамелеоном от него не пахло даже близко. Только Женя и учуяла в нем родственную душу. Ну, да это другая песня. Душа не тело, на нее чутье иное…»

    Джонатан вдруг насторожился. Мысли о чутье на врага неожиданно материализовались. Где-то глубоко в мозгу зазвенел тревожный колокольчик, а все органы чувств заработали с предельной остротой. Джонатан обратился в слух, обоняние и орлиное зрение.

    Сначала появился запах, едва уловимый, но безусловно чужой. В нем была горькая нотка опасности и прохладный пугающий оттенок, который Джонатан для себя называл «дыханием смерти» или «могильным холодком». Где-то рядом появился Хамелеон, сомнений быть не могло. Оставалось понять – где? Слух пока отказывался определить хотя бы направление, в котором следует искать опасность, а зрение и вовсе расписывалось в бессилии. Под сенью густой листвы, играющей на ветру рваными тенями, Хамелеон мог прокрасться незамеченным даже без маскировки.

    Джонатан положил ладонь на рукоятку пистолета и… закрыл глаза. Несведущему наблюдателю могло показаться, что светловолосый гигант заснул стоя или превратился в слепую статую наподобие античных скульптур, но на самом деле бессмертный просто сосредоточился на чутье, которое в сложившейся ситуации оказалось полезнее всего. Исключив из списка помощников зрение и отрешившись усилием воли от звуков, Джонатан стал улавливать еще более тонкие нюансы в запахе врага.

    Хамелеон? Да, пожалуй, это был все-таки Хамелеон. Во всяком случае, присущий им всем оттенок был очень силен. Но в то же время этот экземпляр пах несколько иначе. В гамме его запахов присутствовали довольно противоречивые составляющие.