Полина снова попыталась вслушаться в этот неразборчивый речевой поток, и тут наконец поняла, в чем дело: поток не речевой, а мыслительный, где слова переплетаются с образами. Образы — «звучат», а слова обретают цвет, вкус и запах. Это бессвязное бормотание — мысли умирающей. Но ведь Полина и раньше могла проникать в воспоминания и сны людей, находящихся между жизнью и смертью — их мысли текли свободно, она просто вступала в этот поток, он подхватывал ее и нес, как лист по реке. Почему же теперь ей так трудно расшифровать то, о чем думает эта женщина?

Возможно, потому, что связь всегда была двусторонней, а теперь женщина ее не слышит, не обращает свои мысли к ней, не преобразует мыслительные символы в понятные другому человеку слова. Но что же ей делать? Как помочь этой женщине? Полина не сможет ее спасти, если не узнает, как ее зовут, где, в каком месте она находится, и что с ней произошло. Нужно во что бы то ни стало получить хоть какую-нибудь информацию.

Судорожным движением Полина сжала руку в кулак — что-то больно впилось в ладонь. Цепочка браслета, сообразила Полина. Перед тем как возникло видение, она взяла браслет со стола. Он так и остался у нее в руке. И тут она заметила, что у женщины на руке точно такой же браслет: серебряная цепочка, соединяющая несколько довольно крупных камней. Опалы. Точнее, благородные опалы. Нет, не точно такой же, а тот самый. Значит, этот браслет принадлежит этой женщине. Но как же тогда объяснить такое раздвоение? Если бы женщина его потеряла, то сейчас бы на ней браслета не было. Может ли это как-то помочь Полине понять мысли и образы…

Не понимая до конца, зачем это делает, а только чувствуя, что сделать это совершенно необходимо, Полина надела браслет на руку. Любое движение ей сейчас давалось с огромным трудом, но все же она справилась. И тут поток прояснился. Образы стали видимы и понятны, слова наконец обрели значение, но мысленная «речь» женщины звучала так быстро, что получить связную картину Полина все равно не могла. Это было похоже на мелькание кадров, когда перематываешь фильм, один кадр мгновенно сменялся другим: девочка лет шести, пожилая женщина, загородный дом, бушующая толпа, зал кинотеатра, огромный, бесконечный супермаркет, пустынное озеро, темная, страшная, какая-то нереальная в своей безлюдности улица, та самая, по которой Полина пришла сюда, лицо человека, смутно знакомого, другое человеческое лицо, пугающее своим абсолютным спокойствием… И все это усугублялось энергетикой отчаянья женщины, ее паникой: она умирает, вот-вот умрет и, значит, преступления продолжатся, ее никто не услышит, она не успеет предупредить, и потому погибнет огромное множество невинных людей.

Отчаянье женщины с каждым мгновеньем становилось все сильнее, все безнадежнее, все материальней, оно окутывало Полину, как едкий дым, не давало дышать. Усилием воли Полина оторвала взгляд от лица женщины, повернула голову — и тут увидела его, человека с абсолютно спокойным лицом, бесстрастного убийцу-аналитика. Он стоял в углу комнаты, он больше не был промелькнувшим кадром, случайной картинкой воспоминаний. Реальный человек в реальном пространстве. В правой руке он держал пистолет, в левой — толстую, довольно потрепанную тетрадь. На этой улице материализуются мысли, подумала Полина, сны и видения становятся явью. Человек посмотрел сквозь Полину и направил пистолет туда, где она стояла…

Глава 2

Школа, в которой учился Виктор, совсем не изменилась со времени его детства.