И открывает ее.

Негусто. Разные документы и запечатанный конверт с чем-то жестким внутри. Его он откладывает в сторону и принимается разбирать остальное.

Бумага от ювелира — оценка колье из двух ниток жемчуга и пары жемчужных серег-капелек. Кажется, он их припоминает — прежде они принадлежали ее матери. Кэт часто носила эти сережки.

Медицинская карта. Свидетельство о рождении. Ага, так вот где оно лежало все это время, а сколько было возни, и сколько раз приходилось ездить в Сомерсет-хаус. Заметим, что свидетельства о браке тут нет. После его пропажи тоже возникли кое-какие проблемы. Правда, теперь это уже неважно.

Ее табель успеваемости. Семь предметов; по всем, кроме одного, высшие баллы. Глина это слегка удивило. Надо же, кто бы мог подумать!

Надпись на обложке она, наверное, сделала для себя. Осознавая, что это — самые важные документы, и зная свой характер, понимала, что их-то затеряет в первую очередь. Внезапно на него накатывает волна нежности, и это ему не нравится. Потому что воспоминания отвлекают от главной цели — он ведь полез сюда за срочно понадобившимися гранками. Нежность сменяется раздражением: ну вот, Кэт снова мешает его работе — а она-то знала, что этого ни в коем случае делать нельзя.

Также в папке обнаруживается государственный сберегательный сертификат на пять фунтов, выданный в середине пятидесятых. Господи, ей же тогда лет восемь было. Корешки каких-то чеков, сберкнижка почтового управления с остатком на счете четырнадцать фунтов пятьдесят восемь шиллингов, пачка писем. Он их просмотрел. Письма оказались от матери, которая умерла, когда Кэт исполнилось шестнадцать. Глин читать не стал и сунул обратно.

Остается полупрозрачная папка, в которой студийные фотопортреты Кэт. Вот она смотрит на него с глянцевых черно-белых снимков, каких сейчас уже не делают. Молодая Кэт. Освещенная студийными прожекторами, с голыми плечами, голова повернута туда, сюда; смотрит на камеру или застенчиво опускает глаза; дерзко улыбается или задумчиво глядит в сторону. Должно быть, снимки сделаны тогда, когда она собиралась стать актрисой — задолго до их знакомства. Совсем молодая Кэт.

Глин долго рассматривает фотографии.

Кэт.

После чего водворяет обратно. Остается коричневый конверт. Только тут он замечает: на клапане что-то написано. Ее почерком. Едва различимая надпись карандашом:

«Не открывать. Уничтожить».

Он вскрывает конверт. В нем оказываются фотография и листок бумаги. Сначала он смотрит на снимок. Группа из пяти человек, стоят на траве. Двое, мужчина и женщина, спиной к фотографу. Из оставшихся он сразу же узнает Элейн, она стоит как раз впереди тех двоих, чьих лиц не видно. Рядом с ней еще одна женщина и мужчина; этих он не знает. Та, которая не смотрит в объектив, — это Кэт: ее фигуру и характерную позу он узнал бы везде. Вот того, кто рядом с ней, он поначалу опознать не может. Что-то определенно знакомое: довольно длинные темные волосы, высокий рост, почти на голову выше Кэт. Слегка сутулится.

Глин подносит фото к глазам, чтобы лучше рассмотреть. И видит. Руки. Кэт и неизвестный крепко держатся за руки, их пальцы сплетены — они отвели руки назад, дабы остальные не заметили этого, очень личного, жеста.

Кроме фотографа, да и тот, быть может, не заметил откровения, запечатленного на фотопленке.

Теперь Глин узнает и мужчину. Это Ник.

Он берет в руки сложенный листок бумаги, прилагавшийся к фотографии. Такое ощущение, словно у него случился приступ какой-нибудь болезни, которая лишила его сил, но узнать, что в записке, надо.

Коротенькая записка от руки: «Не смог удержаться, чтобы не прислать тебе это. Негатив уничтожен, мне сказали. Целую».

Подписи нет. А она и не нужна. Ни Кэт, ни теперь ему, Глину. Хотя подтверждение все-таки необходимо. Надо достать образец почерка Ника. Подпись. Какое-нибудь письмо, написанное тогда, когда он, Глин, выступил консультантом или кем-то вроде этого — словом, помогал Нику издавать серию книг по ландшафтной истории, о которых тот восторженно и совершенно по-дилетантски вещал всем и каждому.