Изменить размер шрифта - +
В Москве не так много заведений, дающих экспертизы, — Научно-исследовательский институт реставрации, Третьяковка, Музей имени Пушкина. Поэтому тут постоянно трутся сотрудники правоохранительных органов, пытаясь найти похищенное.

Директор поставил каллиграфическую резолюцию на бумаге. И сухая, строгая заместитель по науке повела их в административную часть, где в огромном гулком помещении три молоденькие девчушки самозабвенно барабанили по клавишам клавиатур.

— Вам за какой период? — спросила миловидная блондинка, прочитав бумагу и сообразив, что от неё требуется.

— За последние два года, — заявил Платов, усаживаясь на жёсткий тяжёлый стул с высокой деревянной спинкой.

— Что-то конкретно ищете?

— Нас интересуют вещи, схожие с похищенными.

Оперативникам отвели огромный стол. Сотрудницы свернули лежащее на нём полутораметровое живописное полотно, стряхнули крошки — судя по всему, стол служил не только для раскладывания картин, но и для чаепитий. И стол быстро начал прогибаться под тяжестью учётных книг, пухлых томов с цветными копиями экспертиз, фотографиями живописных полотен.

— Сколько же в Москве делается экспертиз, — с некоторым удивлением отметил Шведов.

— В Грабаря арт-дилеры со всей России съезжаются. Но всё равно — это свидетельство, что объём продаж только по живописи значителен.

— А налогов с гулькин нос, — проснулся в Шведове борец с экономическими преступлениями.

Найти необходимые документы было делом пары минут. Но тогда сотрудники Грабаря сразу поймут, зачем приходили оперативники. И вполне могут слить информацию жуликам. Поэтому операм надо делать вид, что они действительно ищут ворованное.

Заключение на первую картину Платов нашёл через полчаса. Кто сдавал? Роман Омаров. Носорог! Попался, который кусался!

Через час нашли все картины. Пять сдавал на атрибуцию Носорог. Две — Рубен Левицкий.

Платов заложил обрывками бумажки закладки на трёх десятках экспертных заключений, чтобы нужные им затерялись в общей куче.

— Как бы нам эти листы отксерить, — попросил он блондинку.

Вскоре Шведов втискивал в свой фирменный кожаный портфель целую кипу ксерокопий документов.

— Ну что, круг замкнулся, — торжествующе произнёс Шведов, садясь в машину. Сжав победно кулак, он объявил: — Вот теперь где они у нас.

— Цепочка спаялась, — кивнул Платов, поворачивая ключ в замке зажигания. — Эти трое и картины сами находили. И перелицовывали. И экспертизы заказывали. Если бы цепочку растянули ещё на пару участников, вопрос доказывания был бы сложнее.

— Да как же, возьмут они лишних людей в дело, — усмехнулся Шведов. — Каждое новое звено — это сразу прибыль меньше… Итак, кто покупал, ввозил картины и сдавал на экспертизу — мы знаем. Теперь вопрос вопросов — кто их перелицовывал.

— Да кто угодно. Талантов у нас немало. — Платов поглядел в зеркало заднего вида, намереваясь тронуть машину с места. И тут в его кармане зазвонил телефон.

— Валерочка, ты хочешь моей смерти? — послышался в трубке знакомый журчащий голос.

— Хотел бы — убил бы, — хмыкнул Платов. — Без жалости и сочувствия… Не дуйся, шучу.

— Я тоже тебя люблю. Скупой мужской любовью. Таки мы встретимся или нет?

Иосиф Кац уже третий день просил о срочной встрече, по старой привычке отказываясь говорить по телефону. «Если бы я хотел, чтобы при нашей беседе присутствовал КГБ, я бы их пригласил в гости, но разговор для двоих», — так комментировал свой застарелый комплекс.

Быстрый переход