Дона поиграла с детьми, затем решила написать письмо Гарри — через день в Лондон с почтой уезжал грум. Она устроилась у открытого окна в гостиной и задумалась, покусывая кончик пера. Что написать? То, что она счастлива, но это обидит его. Бедный Гарри, ему никогда не понять ее!

«Меня навестил друг твоей юности, некто Годолфин, — писала Дона. — Его напыщенность произвела на меня малоприятное впечатление. Не могу представить вас обоих маленькими детьми, кувыркающимися на лужайке. Хотя вы, наверно, не кувыркались, а чинно сидели на позолоченных стульях или играли в колыбель для кошки — или я не права? У него мясистая бородавка на кончике носа, а его жена ждет ребенка, что меня тронуло. Он страшно возбужден и все время поднимает шум из-за пиратов, вернее, одного пирата, какого-то француза. Тот является ночью и грабит дома здешней знати, а все солдаты запада не могут его поймать, что, по-моему, не свидетельствует об их глубоком уме. Я вызвалась ринуться в бой с абордажной саблей в зубах. Я заманю в ловушку этого негодяя (а он, по словам Годолфина, дик и свиреп — убивает мужчин и насилует женщин), скручу его веревками и пошлю тебе в подарок». Она зевнула, постучав пером по зубам. Сочинять шутливые послания такого рода не составляло труда, нужно только не впадать в крайность. Нельзя быть слишком нежной, а то Гарри вскочит на коня и примчится к ней, но и холодность ее может кончиться тем же: измучившись, он обязательно приедет сюда.

«Развлекайся, если хочешь, и помни о своей фигуре, когда пьешь пятый стакан, — писала она. — Если у тебя появится желание, направь свои стопы к любой леди приятной наружности, которую отметят твои сонные глаза. Я не буду устраивать супружеских сцен.

С детьми все благополучно. Они любят тебя и шлют тебе свой привет. А я шлю тебе все, что бы ты желал от меня получить.

Твоя любящая жена Дона.»

Она сложила письмо и скрепила его печатью. Теперь следовало придумать, как избавиться от Уильяма на то время, когда она займется разведкой. В час дня, после холодной закуски, она позвала его:

— Уильям!

— Да, миледи.

Дона оценивающе взглянула на него. Он был, как обычно, готов к услугам.

— Уильям, я хотела попросить вас съездить сегодня днем в поместье лорда Годолфина и отвезти цветы его жене, она не здорова.

Что-то мелькнуло в его глазах: досада, колебание?

— Вы желаете, чтобы я отвез цветы сегодня, миледи?

— Если можно, Уильям.

— Мне кажется, грум сегодня свободен, миледи.

— Я предполагала, что грум повезет мисс Генриетту, мистера Джеймса и няню на пикник.

— Очень хорошо, миледи.

— Так вы скажете садовнику, чтобы он срезал цветы?

— Да, миледи.

Воцарилось молчание. Дона улыбалась про себя: ему явно не хотелось ехать. Возможно, он условился о тайной встрече со своим другом — там, в лесу, в низине. Что ж, это от него не убежит.

— Велите разобрать мою постель и задернуть занавеси. Я хочу отдохнуть, — бросила Дона и вышла из комнаты.

Уильям поклонился. Удастся ли ей усыпить его бдительность, если у него возникли какие-то подозрения? Доне казалось, что он поверил ей.

Она поднялась наверх и прилегла на кровать. Через некоторое время Дона услышала стук экипажа во дворе и оживленную болтовню детей по поводу неожиданного пикника. Карета выехала по подъездной дороге, звуки смолкли. Затем послышалось, как лошадь зацокала по булыжнику. Дона поднялась, вышла из комнаты в галерею, окна которой выходили во двор. Она увидела, как Уильям садится на лошадь, поставив перед собой на седло огромный букет цветов. Ей удалась ее хитрость!

Когда Уильям уехал, Дона надела старое платье, повязала вокруг головы шелковый платок и выскользнула из дома, как вор.