Настоящий скандал разразился летом 1862 года в замке Шамаранд, летней резиденции четы. Там состоялся большой праздник, на котором присутствовали император с супругой. Все комнаты замка были полны людьми. Там были лорд Мальмсберри, графиня Валевская, министр Пьетри и многие другие. Все заметили угрюмое лицо графини Эгле во время приема и без труда поняли: на прием не приехал герцог де Грамон-Кадрусс, о котором поговаривали, что он был ее основным любовником. Как только императорская чета покинула замок, Эгле заперлась в своих покоях.

Но ненадолго: часом позже она покинула замок, села в карету и уехала, никого не предупредив. Поставленный в затруднительное положение, Персиньи спросил сначала своего секретаря Анри де Лера, а затем горничную своей жены, куда та отправилась. Горничная призналась, что ее хозяйка, узнав днем, что Грамон-Кадрусс изменял ей с Ля Могадор, танцовщицей на народных гуляньях, поехала на эти самые народные гулянья в кафе «Шато-де-Флёр», расположенное на улице де Винь, что на Елисейских Полях.

Думая, что там опять произойдет скандал, Персиньи тоже заложил карету и в компании с де Лером отправился в «Шато-де-Флёр». Но было слишком поздно! В самом центре зала Эгле с Ля Могадор уже во весь голос спорили друг с другом. Грамон-Кадруссу едва удавалось делать так, чтобы они не подрались. Пришлось Анри де Леру, спасая честь и достоинство Персиньи, броситься в пекло и без лишней мягкости вытащить ее оттуда.

Увы, когда она оказалась перед своим супругом, ее злость только возросла: она была на двадцать пять лет моложе этого «старика, который только и думал о своих финансах» и более не представлял для нее никакого интереса.

На следующий день, несмотря на все принятые меры предосторожности, разыгралась драма. В дело вмешался даже сам император, очень уважавший своего старого друга. По его приказу Грамон-Кадрусс должен был отказаться от дуэли с Персиньи, но тот был вынужден отдать ему пост министра внутренних дел. Чтобы его утешить, Наполеон III вручил ему титул герцога в надежде, что, будучи герцогиней, несносная Эгле наконец успокоится.

Да, титул утихомирил ее на некоторое время, но когда муж ушел с поста министра, они не покидали Шамаранд, где она умирала от скуки. И вдруг она решила совершить поездку в Англию. Находясь там, она влюбилась в эту страну, показавшуюся ей лучшим местом в мире. У англичан она переняла моду и привычки, а также снабдила свою речь изрядным количеством английских выражений, изобретя, сама о том не подозревая, «франглийский» язык, так что англичане, подтрунивая над ней, прозвали ее «леди Персингтон».

Два месяца спустя после произошедшего в «Шато-де-Флёр» она отправилась в Дувр, не оставив даже адреса, по которому можно было бы ее найти. Она думала давать о себе знать, когда ей вздумается.

Привыкший к этому Персиньи не стал ничего делать, пока не приехала его теща. Княгиня де Ля Москова, мать Эгле, была очень обеспокоена происходящим. Она была куда менее бестолкова, чем ее дочь. От отца, банкира Лаффитта, ей досталось чувство здравого смысла. И она это доказала, приехав одним прекрасным днем в Шамаранд, где нашла своего зятя в окружении детей и анонимных писем, которые она прочла, едва сняв перчатки.

Она дала ему совет действовать энергично: нужно было, чтобы Персиньи вернул Эгле как можно скорее, даже под угрозой развода. Так и произошло: восемь дней спустя новоиспеченная герцогиня вернулась в Шамаранд, но стала еще невыносимее, чем раньше, если такое вообще возможно.

В 1869 году Эгле удалось попасть в свиту императрицы, с которой она поехала на открытие Суэцкого канала. Но если Евгения уехала с ней, то вернулась уже без нее: мадам де Персиньи нашла себе нового любовника…

Этим она избежала ужасов войны 1870 года, а Персиньи последовал в Англию за сверженной императорской четой, взяв с собой детей.