Поскольку он дал этому существу жизнь, то мог рассчитывать хоть на какую-то благодарность. Не получил никакой.

Сорок людей Виктора погибли, пытаясь остановить это злобное и могучее чудовище. А убить даже одного представителя Новой расы было ой как нелегко. И когда уже казалось, что все потеряно, монстра удалось загнать в угол и уничтожить.

Какая же здесь стояла вонь! Даже теперь, по прошествии стольких лет, Виктор чувствовал запах этой ходячей опухоли.

Двадцатифутовый участок стены вышибло во время схватки. За брешью находилась инкубационная палата, темная, набитая исковерканным оборудованием.

За лифтом половину ширины коридора занимали кучи отсортированного мусора: разбитый бетон, согнутые и скрученные стальные облицовочные полосы, стержни арматуры, завязанные узлом, словно веревки.

Виктор приказал собрать этот мусор в кучи, но не выбрасывать, чтобы кучи эти служили напоминанием, что даже гений его калибра иной раз может поставить перед собой неразрешимую на тот момент задачу. Он сам едва не погиб в ту ночь.

Теперь он поднялся на лифте на первый этаж, куда перенес свою главную лабораторию после уничтожения неблагодарной опухоли.

В коридорах не было ни души. Восемьдесят Новых людей работали в «Руках милосердия», но все они занимались порученным им делом. Не транжирили время, сплетничая у фонтанчика с водой.

В огромной лаборатории находились фантастические машины, которые поставили бы в тупик не только дилетанта, но и ученого с любой научной кафедры Гарварда или Массачусетского технологического института. Интерьером лаборатория чем-то напоминала тронные залы Третьего рейха.

Виктор восхищался Гитлером. Фюрер умел с первого взгляда оценить талант.

В 1930-х и 1940-х Виктор работал с Менгеле и другими членами привилегированной научной элиты Гитлера. И успел добиться немалого прогресса в своей работе, прежде чем союзники одержали вызвавшую у него столь сильное сожаление победу.

Да и сам Гитлер был таким обаятельным человеком, так остроумно шутил. И в личной гигиене придерживался самых высоких стандартов. Всегда выглядел чистеньким, и от него пахло хорошим мылом.

Вегетарианец, страстный защитник животных, Гитлер терпеть не мог мышеловок. Настаивал на том, чтобы грызунов отлавливали гуманными методами, отвозили в лес или поле, а уж там выпускали на свободу.

Проблема фюрера заключалась в том, что его корни уходили в искусство и политику. Будущее же не принадлежало ни художникам, ни политикам.

Новый мир нельзя было построить на нацизме-коммунизме-социализме. Не строился он и на капитализме.

Цивилизацию не представлялось возможным видоизменить или поддержать на основе христианства или ислама. Не годилась в основу ни сайентология с ее сверкающими безумными глазами адептами, ни параноидная новая религия с возведенным в ранг Библии «Кодом да Винчи».

Будущее принадлежало науке. И пастыри от науки не собирались исполнять ритуалы, как нынешние церковники. Они сами стали бы богами, обладали бы могуществом богов. А Виктор был бы их Мессией.

Он шел по лаборатории между зловещего вида машинами, которые попискивали, шипели, щелкали, поблескивали разноцветными лампочками.

И только здесь чувствовал, что он дома.

Датчики засекли его приближение к столу, экран компьютера осветился. На нем появилось лицо Аннунсиаты, его секретарши в «Руках милосердия».

— Доброе утро, мистер Гелиос.

Аннунсиата была ослепительно красивой, но не настоящей. Это лицо и томный, обволакивающий голос Виктор создал с тем, чтобы хоть как-то очеловечить суровое машинное окружение.

— Доброе утро, Аннунсиата.

— Труп детектива Джонатана Харкера доставлен вашими людьми, которые работают в офисе судебно-медицинского эксперта, и ожидает вас в секционном зале.

На столе Виктора стоял теплоизолированный кувшин с кофе и тарелка с шоколадно-ореховыми пирожными.