И как же они таращились на него, потрясенные его мудростью, униженные своей ничтожностью, сокрушенные его божественной силой.

Виктор поднял руки, широко их развел.

– Я понимаю благоговейный трепет, который вы испытываете, глядя на вашего создателя, но всегда помните: лучший способ почтить его – еще более усердно выполнять порученную вам работу, отдавать себя полностью, всеми фибрами тела, реализации его видения мира.

И когда они надвинулись, Виктор понял, что они хотят поднять его на руки и отнести в кабинет, как на протяжении всей истории человечества восторженные толпы проносили героев по улицам и усаживали на трон. Ранее он отругал бы их за то, что они тратят попусту как свое, так и его время. Но, возможно, в этот день, учитывая знаменательность происшедших событий и его присоединение к бессмертным, их следовало простить, потому что, позволив им воздать положенные ему почести, он, конечно, вдохновлял их на новые подвиги, совершаемые ради него.

Эрика за рулем. Не ведет машину. Смотрит в ночь.

Виктор не мертв. Должен быть, но не мертв.

Джоко не мертв. Должен быть, но не мертв. Полный облом.

Она просто смотрела в ночь. Ничего не говорила.

Джоко хотелось, чтобы она хоть что-то сказала.

Может, она все сделает правильно. Забьет Джоко до смерти. Он этого заслужил. Но нет. Слишком она хорошая. Джоко, как всегда, не везет.

Что-то он может сделать сам. Опустить стекло. Высунуть голову из окна. Поднять стекло. Отрезать себе голову.

– Я запрограммирована на повиновение, – наконец заговорила Эрика. – Я делала что-то такое, чего он не одобрил бы… но никогда не пыталась активно не повиноваться ему.

Джоко мог бы снять футболку. Разорвать на полоски. Засунуть полоски в нос. Скрутить бейсболку. Заткнуть себе горло. Задохнуться.

– Что-то случилось со мной этой ночью, – продолжила она. – Я не знаю. Может, я могу проехать мимо фермы, может, просто буду ехать, ехать и ехать.

Джоко может уйти в чащу. Наколоть большой палец. Подождать, пока дикие свиньи учуют кровь, придут и съедят его.

– Но я боюсь снять внедорожник с тормоза и тронуться с места. Что, если я не смогу проехать мимо фермы? Что, если даже не смогу отпустить тебя на все четыре стороны?

Джоко поднял руку.

– Можно сказать?

– Что?

– Джоко интересно, есть ли у тебя пешня для колки льда?

– Зачем тебе пешня для колки льда?

– У тебя она есть?

– Нет.

– Тогда не важно.

Она наклонилась вперед. Легла лбом на руль. Закрыла глаза, тяжело вздохнула.

Можно ли покончить с собой с помощью монтировки? Думай об этом. Думай. Думай.

– Можно сказать?

– Сказать что?

– Видишь ухо Джоко?

– Да.

– Ушной проход достаточно большой, чтобы он воткнул в него узкий конец твоей монтировки?

– Да что ты такое говоришь?

– Не важно.

Решившись, она отпустила ручник. Перевела ручку коробки передач в положение «Драйв», выехала с площадки отдыха.

– Куда мы едем? – спросил Джоко.

– Куда-нибудь.

– Мы будем проезжать высокий обрыв?

– Нет. По этой дороге – нет.

– Мы будем пересекать железнодорожные рельсы?

– Не знаю. А что?

– Не важно.

Как же он умен, если предвидел, что очень скоро синхронность восстановит равновесие в этом мире, скорректирует все ошибки механизмом удивительных совпадений. Само присутствие его первенца и детективов подтверждало достижение им статуса бессмертного, и теперь ему не терпелось увидеть, благодаря какому совпадению они будут убиты.