– На всякий случай с этого самого момента у меня в кармане всегда будет лежать четвертак.

– И когда он отскочит от моей задницы, ты получишь на сдачу два десятика и пятачок.

– И что это означает?

– Понятия не имею.

– Два десятика и пятачок на сдачу, – повторил Майкл и рассмеялся.

Смех его оказался заразительным, и Герцог, услышав, как оба они смеются, начал еще громче повизгивать.

Через минуту Карсон вновь стала серьезной.

– Спасибо, дружище. Ты спас мою задницу от этого монстра, который выглядел, как Баки.

– Пустяки. Ты не раз спасала мою.

– Всякий раз, когда мы разделываемся с очередным Новым человеком, они, похоже, подбираются к нам все ближе.

– Да, но тем не менее мы разделываемся с ними, а не наоборот.

Учитывая характер некоторых экспериментов, проводившихся в этом здании, крики, скорее всего, слышались тут часто. Вот и окна заложили кирпичом не только для того, чтобы в них не заглядывали посторонние. Кирпич отсекал и тревожащие звуки, которые могли долететь до проходящих мимо людей.

Сотрудники, подопытные, те, кто вышел из резервуаров сотворения, все без исключения были жертвами своего безумного бога, и Девкалион их жалел. Со временем он надеялся освободить их всех от боли и отчаяния, не по одному, как освободил Аннунсиату и Лестера, а, каким-то образом, всех вместе.

Но сейчас он не знал, как освободить их разом, а потому, после звонка Майкла, намеревался квантовым прыжком покинуть «Руки милосердия» и присоединиться к детективам. Не мог отвлекаться на те ужасы, которые творились сейчас в этом здании.

Когда вскрик повторился, более громкий и продолжительный, но по-прежнему далекий, Девкалион осознал, что не слышит в нем ни ужаса, ни физической боли, но не мог определить, что именно выражает этот крик.

Он постоял, прислушиваясь… и только тут понял, что уже поднялся со стула.

В тишине, последовавшей за вскриком, чувствовалось ожидание, как те, которые на секунду-другую обычно разделяют яростную вспышку молнии и раскат грома. Здесь, однако, звук пришел первым, пусть и слабый, но такой же ужасный, как самый громкий громовой раскат.

Девкалион ждал эквивалента вспышки, но через полминуты услышал лишь еще один вскрик.

По этому третьему вскрику Девкалион не смог определить его источник, но он напомнил ему крики, которые гигант слышал в неких снах, уже двести лет мучавших его. И снилась ему не та ночь, когда он ожил в первой лаборатории Виктора, а другие, более ужасные события, возможно, предшествующие его появлению на свет.

Девкалион пересек главную лабораторию, переступил порог, увидел, что коридор пуст.

Вскрик вновь достиг его ушей, один, тут же второй. Более громкие, чем в лаборатории, но все равно далекие.

Иногда Девкалиону снился старый каменный дом. В комнатах штукатурка на стенах потрескалась и пожелтела. Освещались они масляными лампами и свечами. Когда дул сильный ветер, с чердака доносилось какое-то зловещее постукивание, словно бестелесная Смерть в черных одеяниях вышагивала там всю ночь напролет. Но самое страшное таилось не наверху, а внизу. Узкая лестница с каменными ступенями вела к обитой железом двери, а за ней находились запретные комнаты подвала, в которых иногда стоял резкий запах протухшего сала, а иной раз там пахло солеными слезами.

Здесь, в старой больнице, крики донеслись с другого этажа, ниже или выше, Девкалион сказать не мог. Направился к лестнице в конце коридора, подождал, с таким ощущением, что видит тот самый сон, только в другом месте.

Как и в знакомом кошмарном сне, перспектива подняться или спуститься на этаж вызывала жуткий страх, и он предпочел бы бродить по комнатам между этими полюсами ужаса, не поднимаясь и не спускаясь по лестнице.