Практически все лгали. Мир – королевство лжецов.

Джоко тоже солгал. Сказал ей, что он – Харкер.

Действительно, он вышел из Харкера. Со всеми знаниями Харкера. Со всеми его воспоминаниями. Но он не был Харкером.

Джоко был Джоко, уникумом. Джоко хотел то, что хотел Джоко. Не то, что хотел кто-то еще.

Только в одном Джоко походил на Харкера. Ненавидел Виктора Гелиоса. Ненавидел его.

Только одно из того, что хотел Джоко, хотел и Харкер. Смерти Виктора Гелиоса.

Джоко был Джоко. Но он был также и местью.

Вкусом мыло превосходило крыс. Почти равнялось жукам. Но жевалось с трудом. И проглотить быстро не удавалось.

Джоко положил на край ванны наполовину съеденный кусок. Нет времени жевать. Позже.

Джоко хотел то, что хотел Джоко. Очень-очень хотел. Но не мог получить то, что хотел, пока не убьет Виктора Гелиоса.

Он метнулся в гостиную. Встал на руки. Обошел комнату на руках. Еще раз, еще.

Такая потеря времени. Джоко не хотел ходить по комнате на руках. Но ничего не мог с собой поделать.

Наконец, все. Снова на ногах. Снова в ванной. Еще один откушенный кусочек мыла. Вкусно.

Время убивать Виктора.

Быстро, быстро, быстро, через спальню. Через гостиную. К двери.

Однако мысль о том, что ее тайный друг утром будет читать ей книгу, очень уж волновала Эрику. Не хотела она ждать до утра, чтобы выбрать книгу, которую первой прочитает ей Джоко. По лестнице черного хода она спустилась в западный конец северного крыла. Ей не терпелось посмотреть, какой выбор предлагает библиотека.

На первом этаже ширина коридора составляла двенадцать футов, на треть больше, чем наверху. У стен стояли комоды, пары кресел, разделенные столиками с вазами, пьедесталы с великолепными бронзовыми скульптурами. На стенах висели бесценные полотна европейских художников шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого веков. Эти картины Виктору удалось контрабандно вывезти из Германии незадолго до того, как страна, возглавляемая его патроном и дорогим другом, не понятым многими и таким остроумным Гитлером, которого Виктор называл mein Schatz, мое сокровище, пала под ударами невежественных масс, жадных капиталистов, алчных банкиров и религиозных фанатиков.

За долгую жизнь Виктор так много страдал от потери друзей, ему так часто приходилось начинать работу заново, что Эрике, которой дали все с самого рождения, требовались двадцать, тридцать, а то и больше лет, чтобы понять его. Проблема заключалась лишь в том, что жили Эрики гораздо меньше.

Она полагала, что понять мужа, стать женой, которая не будет вызывать у него ярость, можно только одним способом – почерпнуть эти знания из книг. Книги таили в себе опасность, все так, но опасность состояла в том, что знания, которые несли в себе книги, делились на полезные и вредные. Может, Эрика Четвертая вобрала в себя очень уж много вредной информации, которая никогда не могла попасть в знания, загружаемые в мозг напрямую, когда человек получал образование в резервуаре сотворения, и это привело к плачевным результатам. Эрика Пятая намеревалась подходить к книгам очень разборчиво, сразу же отсекать всю вредную информацию.

И в сравнении с Эрикой Четвертой она обладала серьезным преимуществом: у нее был Джоко. Она могла должным образом проинструктировать его: всегда быть начеку, выискивать потенциально вредные знания. С таким цензором она могла не опасаться, что прочитанные книги принесут ей какой-то урон. Если Джоко найдет, что в книге содержится вредная информация, она вернет ее на полку и выберет другую.

Войдя в библиотеку, Эрика увидела Кристину, поднимающуюся из-за письменного стола, с книгой и конвертом в руке. Ей же полагалось быть в общежитии для прислуги.

– Что вы тут делаете в такой час? – спросила Эрика.

– Господи, как вы меня напугали, – Кристина задвинула стул в нишу между тумбами письменного стола.