— Откуда вы знали, что я еще жива?

— Оттуда же, откуда я знал, что в туннель ворвались нападавшие — следящая и записывающая аппаратура. Фрайди, все, что делала ты и что делали с тобой, все, что говорила ты и говорили тебе, просматривалось и записывалось. Я не мог просмотреть все лично — был занят подготовкой к контратаке, — но как только нашлось время, отдельные части мне прокрутили. Позволь добавить, что я горжусь тобой… Зная, какие камеры фиксировали те или иные помещения, мы точно знали: где тебя держат, в каком ты положении, сколько их всего в доме, в каких они помещениях и кто из них бодрствует. Когда подоспела команда на гравилете, я полностью контролировал ситуацию в доме. Мы ударили… То есть я хочу сказать, наши люди ударили — я на этих двух костылях не возглавлял атаки, но нажимал на кнопки и махал дирижерской палочкой. Наши люди проникли в дом, четверо забрали тебя — один из них был вооружен лишь кусачками для металла, — и все покинули помещение. Операция заняла три минуты одиннадцать секунд. После этого дом был взорван.

— Босс, ваш любимый дом!

— Когда тонет корабль, некогда думать о гардинах в кают-компании. Мы все равно не смогли бы использовать дом в дальнейшем. А уничтожив его, мы уничтожили разом все секретные записи и все секретные (и лже-секретные) ловушки, которыми могли воспользоваться другие. Что еще важнее, мы одним махом избавились от тех, кто выдал кое-какие из этих секретов. Перед тем как воспользоваться зажигательной смесью, наш отряд выстроился цепью перед зданием, и каждый, кто пытался выскочить, был застрелен на месте… Кстати, именно тогда я и имел удовольствие взглянуть на твоего приятеля, Джереми Булфорда. Его ранили в ногу, когда он пытался выскочить из западного крыла, он дернулся было назад, потом передумал и снова попытался выбежать, но… Было уже поздно, огонь настиг его. Судя по звукам, которые он издавал, могу уверить тебя, что умирал он не легко.

— Ох, Босс… Когда я говорила, что хочу наказать его, прежде чем убью, я вовсе не имела в виду, что сожгу его заживо.

— Не веди он себя, как кобыла, рвущаяся в горящее стойло, то умер бы, как все остальные, — легко и быстро, от лазерного луча. Умер бы мгновенно, потому что пленных мы не брали.

— Даже для допроса?

— Даже. Это, конечно, неправильно, но таково было мое распоряжение. Моя дорогая Фрайди, тебя ведь с нами не было, и ты не знаешь, в каком все были настроении. Все слышали пленки, во всяком случае те, где были записи изнасилования и третьего допроса. Наши ребята и девчонки не стали бы брать пленных, прикажи я им хоть двести раз. Так что я даже и не пытался. И хочу, чтобы ты знала, что все твои коллеги очень высокого мнения о тебе — включая и тех, кто никогда тебя не видел, и тех, кого вряд ли увидишь когда-нибудь ты.

Босс потянулся за костылями и выпрямился.

— Я уже нахожусь здесь на семь минут дольше, чем мне позволил твой врач. Мы поговорим завтра. Сейчас отдыхай. Сестра сделает тебе укол, и ты заснешь. Спи и приходи в себя.

На несколько минут я была предоставлена сама себе. Эти минуты я блаженно наслаждалась ощущением тепла и покоя. «Высокого мнения»… Когда у вас никого нет и по-настоящему быть никого не может, такие слова значат для вас все. Эти слова наполнили меня таким теплом… Мне даже стало совершенно наплевать на то, что я — не человек.

Глава IV

Когда-нибудь я все-таки переспорю Босса. Только не надо ахать и охать. Были, бывали деньки, когда мне удавалось устоять перед его аргументами — в те дни, когда он не навещал меня.

Началось все с различия в наших точках зрения на то, сколько я должна еще торчать здесь — на лечении.