Подымайте.
Один из четверых чем-то щелкнул, и… железная махина вздрогнула и поднялась в воздух. Портативный антиграв, наподобие тех, что используются в гравилетах. С величайшей осторожностью, манипулируя тросами и специальными баграми, они провели эту штуковину через громадные ворота в грузовой отсек бота. Том объяснил, что, хотя этот железный монстр и свободен сейчас от внутрикорабельного притяжения (искусственного), он не утратил ни грамма своей массы и может раздавить человека так же легко, как человек — муравья.
— Им приходится во всем полагаться друг на друга. Жизнь всех зависит от каждого, а я… Я конечно отвечаю за всех, но мертвому будет все равно, кто виноват. Так что они должны подстраховывать друг друга.
Главное, по его словам, за что он отвечал, это за то, чтобы каждый этап погрузки шел по плану, каждый груз был прочно закреплен и большие двери грузового отсека с обеих сторон были после каждой погрузки как следует заперты.
Том провел меня по отсекам, предназначенным для пассажиров-эмигрантов.
— У нас на этот раз больше мигрантов на Ботани, чем когда-либо, — заметил он. — Когда мы оставим их там, третий класс почти весь опустеет.
— Они все австралийцы? — спросила я.
— Нет, около двух третей. Но у всех одно общее — они говорят на английском. Это единственная колония с языковыми требованиями. Они там пытаются сделать так, чтобы на всей планете был единый язык.
— А-а, я что-то слышала об этом. Зачем?
— Многие считают, что тогда меньше вероятности вспышек разных междоусобиц и войн. Может, и так, но… Самые кровавые войны, что были в нашей истории — гражданские. Без всяких языковых проблем.
У меня не было на этот счет никаких соображений, и я промолчала. Мы вышли из бота через пассажирский ангар и, когда Том запер его, я вспомнила, что забыла внутри свой шарф.
— Ты не видел его, Том? Я хорошо помню, что в отсеке для мигрантов он был на мне.
— Не заметил… Но сейчас мы его найдем. — Он вернулся и открыл дверь ангара.
Шарф был там, где я его оставила — между двух кресел в отсеке для мигрантов. Я набросила его Тому на шею, притянула его к себе, поблагодарила и позволила благодарности зайти так далеко, как ему хотелось (достаточно далеко, но не до конца, потому что он был на дежурстве). Он заслужил благодарность — на двери был цифровой замок. Теперь я могу открыть его в любой момент.
Когда я вернулась с экскурсии по причальному боту и его грузовым отсекам, подошло время ленча. Шизуко, как всегда, над чем-то хлопотала (не может у одной женщины уходить все время на ухаживание за другой).
— У меня нет настроения идти в столовую, — сказала я ей. — Я приму душ, надену халат и поем здесь.
— Что, мэм, угодно? Я сейчас закажу.
— Закажи для нас обеих.
— Как? И для меня?
— И для тебя. Я не люблю есть одна. Но мне не хочется одеваться и тащиться в столовую. Не надо спорить. Просмотри меню. — С этими словами я отправилась в ванную.
Из ванной я слышала, как она заказывает ленч, а когда я выключила душ, она была уже наготове — маленькое полотенце обернуто вокруг бедер, а большое она держит в руках, чтобы обернуть в него меня. Вытерев меня насухо, она помогла мне облачиться в халат, а потом, пока открывала пищевой лифт и вытаскивала еду, я оттащила маленький столик в тот угол каюты, где мы раньше беседовали с Питом-Маком. Шизуко, наблюдая за моими действиями, удивленно приподняла брови, но ничего не сказала, а начала накрывать на стол. Я настроила терминал на музыкальное воспроизведение и выбрала кассету с записью погромче — классический рок на сей раз.
Шизуко поставила на столик только один прибор. |