— «Сюрприз». Ложитесь в дрейф, или я вас потоплю, — крикнул в ответ Джек. Но боевой задор уже пропал. — Чтоб вы все в ад провалились, салаги, — пробормотал он про себя. Оставалась еще надежда, что это уловка, и потому, пока корабли приводились к ветру, Джек не сходил с места. Сияющие в свете зари фрегаты казались раза в два больше своих настоящих размеров.

Но это действительно был «Эвриал», и на квартердеке стоял в ночной рубашке Миллер, капитан, намного опережавший Обри по выслуге. Джек посочувствовал вахтенному офицеру и впередсмотрящим: они будут козлами отпущения, и поутру их ждет грандиозный разнос.

— Обри, — окликнул его Миллер. — Откуда вы, черт побери, взялись?

— Из Ост-Индии, сэр. Недавно вышел с Мадейры.

— Что ж вы не несете ночные сигнальные огни, как подобает христианину? Если это шутка, сэр, то смею вас уверить, что мне она не по вкусу. Проклятье, где мой плащ? Я весь промокну. Мистер Леммон! Мистер Леммон, мне надо с вами поговорить немедленно. Обри, вот вместо того, чтобы здесь резвиться и выпрыгивать как чертик из табакерки, спустились бы лучше к «Эфалиону» и передали бы ему пожелание прибавить ходу. Желаю здравствовать.

И он скрылся внизу, изрыгая жуткие проклятия. Из носового порта под ногами Джека послышался голос:

— Эй, на «Эвриале»!

— Че? — донесся ответ из кормового порта «Эвриала».

— Через плечо.

«Сюрприз» повернул, неспешно спустился к ковыляющему в предрассветном сумраке «Эфалиону» — тот отстал уже на неприлично большое расстояние — выкинул личный номер и отрепетовал приказ капитана Миллера. «Эфалион» подтвердил получение, и Джек уже отдал команду взять курс на Финистерре, когда Черч, сигнальный мичман этой вахты, воскликнул: «Сэр, он снова сигналит!»

Юноша схватил подзорную трубу и зашуршал страницами сигнальной книги. При помощи старшины-сигнальщика ему удалось разобрать послание.

— «Капитану «Сюрприза»: имею на борту двух желт… женщин для вас». — Следующий сигнал: «Одна молодая. Прошу прибыть на завтрак».

Джек схватил штурвал, вопя: «Паруса ставить, к повороту, к повороту, к повороту, живо!» В состоянии крайнего возбуждения он всматривался вперед, не зная, верить или не верить. Но вот с квартердека его окликнул Хинейдж Дандас:

— Доброе утро, Джек! У меня тут мисс Уильямс. Переберешься к нам?

Шлюпка плюхнулась вниз, едва не затонув в покрытом рябью море, и помчалась к «Эфалиону». Джек подпрыгнул, вскарабкался на борт, примчавшись на квартердек козырнул офицерам, и сграбастал Данадаса в объятия; потом его повели в каюту — небритого, немытого, мокрого, но сияющего от счастья.

Софи сделала книксен, Джек поклонился; оба покраснели до корней волос, и Дандас оставил их, сославшись на то, что ему надо распорядиться насчет завтрака.

Обмен нежностями, страстный поцелуй. Бесконечные объяснения, то и дело прерываемые, но возобновляемые вновь: любезный капитан Дандас был переведен на этот корабль… отправился в крейсерство… им пришлось преследовать приватира почти до Багамских островов…. Едва-едва его захватили. Даже из пушки стреляли несколько раз!

— Вот что я скажу тебе, Софи, — вскричал Джек. — У меня на борту есть священник! Я-то клял его всю дорогу, почитал за Иону, но теперь я так рад ему: он обвенчает нас прямо этим утром.

— Нет, мой милый, — возразила Софи. — Должным образом, дома, с благословения мамы — это да, как только захочешь. Мама не станет теперь сопротивляться.