— Фу-у-у… Лучше веселенькое. Что папа поет: «Я люблю свою девчонку, ничего, что ноги тонки, я люблю свою милашку — одноглазую мордашку!» — Он засмеялся беззубым ртом: два передних качающихся зуба Долли вытащила перед самым праздником под поросячий визг сына.

— Нет, милый, это плохая песня. Ее на празднике не поют. «Пошлют нам радость небеса…» — только это, торжественно и нежно. Договорились?

Фрэнк кивнул, шмыгнув носом.

И вот десерт подан гостям, а он стоит на табурете, наряженный, торжественный, и смотрит сверху на рождественский вертеп под елкой: Мария в сиянии из фольги, прижимающая к груди крошечного младенца, осел, длинноносые старцы с клюками и самое интересное — овцы. Фрэнк успел проверить, из чего они сделаны: крашеная, вымазанная клеем вата, палочки-ноги и морды из разрисованного воска… Фрэнк вспомнил, как отец врезал ему по уху. Треснул сгоряча, а когда Фрэнк развопился, посадил на колени и спел ему про одноглазую мордашку. Вот смеху-то было!

— Ждем, ждем! — захлопали раскрасневшиеся, довольные угощением гости.

— Пошлют нам радость небеса, восславим Деву и Христа… — прошептала Долли.

Голубые глаза хитро блеснули. Фрэнк скривил постную мордашку и торжественно, на мотив гимна, зашепелявил:

— Я люблю швою девшонку, нишего, шо ноги тонки…

Никто не улыбнулся, не поняв, в чем дело. Долли схватила подмышку брыкающегося шалуна и утащила на кухню:

— Ишь, что надумал, дурень! Будешь сидеть здесь и молиться, обалдуй, душегуб! — Расстроенная мать тяжелой ладонью шлепнула тощую попку. — Проси Деву Марию, чтобы она простила тебя и послала утешение. Хорошенько проси, горе мое!

— Только ты меня больше не дери! — загундосил «душегуб», но дверь в кухню захлопнулась. — Я попрошу прощения.

И он просил. В полутемной кухне, наполненной волшебными ароматами, под шум доносящихся из комнаты голосов, ныл о свершившейся несправедливости. Он ведь только хотел всех повеселить. Но оказался не понят — наказан и сослан в темноту. Сидит здесь голодный, а остальные жуют там пирожные и сдобные рулеты. За что? Фрэнк наплакался вволю. Потом отыскал припрятанную на полке коробку и захрустел миндальным печеньем. Забравшись на стул, он уставился в окно в ожидании Вифлеемской звезды. А какая она, если их там, над крышей соседней булочной, полно — рассыпались, как огоньки на елке у мэрии. И что за утешение она пришлет? Каким образом — по воздуху? Да, взрослые любят сочинять сказки…

Однако утешение ожидало молившегося, хотя и молился Фрэнк кое-как. В это самое время за тысячи миль отсюда, в городке Смитфилд, что в Северной Каролине, миссис Молли Джонсон, жена табачного фермера, родила седьмого ребенка. Девочку назвали Люси. В хлеву за стеною комнаты блеяли настоящие овцы, а Люси спала, уткнувшись крохотной мордашкой в теплую молочную грудь матери. И никому из смертных не дано было знать того, что всеведущие звезды уже обозначили своим загадочным движением: пути Фрэнки и Люси пересекутся и брызнут фонтаном искр, как сомкнувшиеся в коротком замыкании провода.

«Парням иногда не вредно подраться»

Единственного сына в семье Синатра конечно же баловали, поощряя его капризы. А он и не думал скромничать. Дорогие игрушки, новые вещи и никакой тяги к занятиям — Фрэнк гонял во дворе мяч, бил окна соседям, остервенело дрался с мальчишками. Бессчетные синяки и расквашенный нос не радовали отца. Однажды он решил поговорить с Фрэнком по-мужски.

— Слушай, малыш, не пора ли учиться стоять за себя? Запомни раз и навсегда: если ты чужак, да к тому же не какая-нибудь шишка, должен уметь работать кулаками.