|
Тысячу — Ереси, за отворот рубахи, тихо, осторожно, чтоб не проснулся парень. Вторую — в нагрудный карман «свободовца», и ему же — расписку ещё на четыре штуки в зелёных рублях. Честный он мужик, разделит с Философом по совести. Затем в первый раз за всё время надел я свитер убитого Андрея, удивляясь, как мягко, тепло он греет, вытащил из ящика записку Лены и свой ПММ. Проверил магазин, сунул пистолет за ремень, прикрыл его свитером. — Далеко собрался? — Подышу чуток, а то чего-то мутит меня, — буркнул я бодрствующему Хорю, поднимаясь вверх по лестнице, и тот кивнул, снова уткнувшись в какую-то книжку из своей «библиотеки». Осенними ночами в Зоне бывает особенно темно, почти до черноты. Но над «Схроном» поднял Хорь на высоком шесте фонарь, заметный издалека, зазывающий из Зоны усталого сталкера. Этакий маяк получился… и освещал он, впрочем, не так чтобы много, но мне не составило труда добраться до северного холма, с которого раньше хорошо была видна бывшая «Деревня новичков» и, если день был светлым и без туманов, даже заброшенный блокпост военных, оставшийся там с тех пор, как была Зона маленькой и почти незаметной для человечества. Есть на этом холме приметный валун… здоровенный камень. В одной из выемок на его замшелых боках можно было сесть, удобно откинувшись спиной. Однако затягивать с этим всё равно не стоит. В свете налобного фонаря записка казалось слишком яркой, белизна тетрадного листка немного резала глаза. Я снова перечитал знакомые строчки, не торопясь, глядя на каждую букву, выведенную аккуратным женским почерком. Разгладил листок ладонью, глубоко вдохнул неожиданно свежий, холодный воздух ночной Зоны. Достал пистолет. Вот так оно здесь и бывает. Не я первый, да и, наверное, не последний, кто выстрелит в себя после неудачной жизни, неудачного похода за Желанием, когда в самом существовании, в этом вечном и бесцельном копошении здесь больше нет никакого смысла. Застрелился ведь Живчик, который, как и я, не нашёл Камня в горячей тьме четвёртого энергоблока. Но у него хотя бы Зона была… а у меня теперь нет даже этой малости. Не смогу я больше сделать ни одной ходки. Не хватит меня ещё на один детский рисунок, не выдержу при виде следов босой девичьей ноги в радиоактивной грязи. Так что не жди, Фреон. Не позволь себе передумать сейчас, чтобы не дожить потом свой век во вшивом, пропитанном смертью и безнадёгой «Шанхае» у «Ростка» вместе с опустившимися до предела бывшими сталкерами. Затвор с лязгом вернулся в переднее положение, дослав патрон, и я приложил дуло к виску, ощутив кожей холод металла. Спусковой крючок плавно подался под нажатием пальца. Внутри, где-то в самой глубине моего существа, шевельнулся вялый протест, кольнул страх, но это прошло сразу, буквально за долю секунды. Интересно, есть что-то после смерти? Честно, то не хотелось бы мне, чтоб было. — Нельзя. Что-то больно, до хруста в кости, схватило меня за руку, дёрнуло её вверх, и пуля ушла не в висок, а в низкое чёрное небо. — Нельзя. Умрёшь. Нет. Это было настолько неожиданно, что сердце ухнуло в пятки. Не человек. Каким бы опытным ни был сталкер, подойти так, чтобы я не услышал шороха одежды или хруста травы под ногой он бы не смог. Тем более что сила узкой, бледной ладошки, мелькнувшей в свете фонаря, была точно нечеловеческой — хватка пальцев напоминала стальные кольца, жёстко впившиеся в кожу. |
