— Послушайте! Вы можете обманывать своего отца, — гневно крикнул он, но меня вам не одурачить! Прекратите этот адский шум… Фрейя… Эй, вы! Скандинавская богиня любви! Остановитесь! Вы слышите? Да, вы — богиня любви. Но языческие боги — это только замаскированные черти, и вы — такая же… скрытый чертёнок. Перестаньте играть, говорю вам, или я подниму вас с этого табурета!

Стоя за её спиной, он пожирал её глазами, — с золотой короны её неподвижно застывшей головы до каблуков её ботинок, — охватывал взглядом её красивые плечи, линии стройной фигуры, слегка раскачивающейся перед клавиатурой. На ней было светлое платье с короткими рукавами, обшитыми кружевом у локтей. Атласная лента стягивала её талию. Охваченный неудержимой, безрассудной надеждой, он стиснул обеими руками эту талию… и тогда раздражающая музыка наконец оборвалась. Но как ни быстро отскочила она, чтобы избавиться от этого прикосновения (круглый табурет с грохотом полетел), губы Химскирка, нацелившиеся на её шею, влепили жадный громкий поцелуй чуть пониже её уха. Некоторое время царило глубокое молчание. Затем он неловко засмеялся.

Он был отчасти сбит с толку её бледным неподвижным лицом, её большими светлыми фиолетовыми глазами, остановившимися на нём. Она не произнесла ни слова. Она стояла против него, опираясь вытянутой рукой об угол рояля. Другая рука с машинальной настойчивостью терла то место, которого коснулись его губы.

— В чём дело? — обиженно сказал он. — Испугал вас? Послушайте: нам с вами не нужно этой ерунды. Ведь вы же не хотите сказать, что вас так испугал один поцелуй… Мне лучше знать… Я не намерен остаться ни с чем.

Он с таким напряжением смотрел в её лицо, что уже не мог видеть его ясно. Всё вокруг него затянулось, дымкой. Он забыл о перевёрнутом табурете, ударился о него ногой, и, слегка наклонившись, начал вкрадчивым голосом:

— Право же, со мной можно недурно позабавиться. Попробуйте для начала несколько поцелуев…

Больше он не сказал ни слова, потому что голова его испытала ужасное сотрясение, сопровождаемое оглушительным звуком. Фрейя с такой силой размахнулась своей круглой крепкой рукой, что от прикосновения её открытой ладони к его плоской щеке он повернулся полукругом. Испустив слабый хриплый крик, лейтенант схватился обеими руками за левую щёку, внезапно принявшую тёмный, кирпично-красный оттенок. Фрейя выпрямилась, её фиолетовые глаза потемнели, ладонь ещё зудела от удара, сдержанная решительная улыбка открыла блестящие белые зубы. Внизу, на тропинке, раздались тяжелые быстрые шаги её отца. Воинственное выражение исчезло с лица Фрейи, уступив место искреннему огорчению. Ей было жаль отца. Она быстро наклонилась и подняла табурет, словно хотела замести следы… Но что толку? Она заняла прежнее место, легко опустив руку на рояль, прежде чем старик Нельсон поднялся по лестнице.

Бедный отец! Как он будет потрясён! Как рассержен! А потом сколько будет страхов, какое горе! Почему она не была откровенной с ним с самого начала? Его круглые, наивные, изумлённые глаза заставили её сжаться. Но он не смотрел на неё. Его взгляд был устремлён на Химскирка, который, стоя к нему спиной и всё ещё держась руками за щёку, сквозь зубы шипел проклятия, мрачно глядя на неё (она видела его в профиль) уголком чёрного злого глаза.

— Что случилось? — спросил старик Нельсон в полном недоумении.