Не спасет государя нашего приятель мой, хоть золотом его до макушки засыпь, хоть кожу с живого сдери. Одной ногой в могиле, король Конрад.
Я перекрестился, машинально проглатывая кислое пойло.
— Сегодня-завтра Конрад преставится. Говорить об этом, разумеется, нельзя, но нам с тобой ясность необходима. — Он сделал паузу, зачем-то изучая собственный перстень на указательном пальце. — После его величества кто престол наследует?
— Как «кто»? Сын его, Фридрих! — Я пожал плечами. Мол, какие могут быть варианты?
— Ага. Шестилетний сопляк, вместо которого вплоть до совершеннолетия править станет архиепископ Майнцский.
— Ну, наверное… — хотел уже вспылить я на «сопляка», но тут же передумал. Правильно говорит Эберхард, кому как не ему.
— Переварил? Может, вином запьешь, пилюля горькая, да только сейчас я ее тебе еще горче сделаю. — Он вздохнул, испытующе глядя мне в глаза. — Кто таков этот архиепископ Майнцский? Кому он служит? Скажешь, короне германской? Империи? Черта лысого он им служит, папе римскому, который его на архиепископское место посадил. Следовательно, до тех пор, пока малолетний король в возраст приличный для правления державой войдет, проведет архиепископ столько законов антигерманских, сколько его благодетель пожелает.
— На все воля Божья, — я хотел уже подняться, но епископ схватил меня за одежду и силой вернул на жесткий табурет.
— Ты, возможно, считаешь, что я тебе соврал, Конрад сильный, и по воле Божьей проживет еще несколько лет, и даже отпразднует с сыном его совершеннолетие?
Нет, в тот день я видел серо-зеленое лицо дяди, вдыхал струящийся по его щекам кислый пот и понимал, скоро, уже скоро.
— С неделю назад мы с королем условились, что в феврале проведем рейхстаг в Бамберге. Хотел обсудить с князьями поход в Рим за императорской короной. Только тому не бывать. И теперь главное, если мы не хотим, чтобы архиепископ Майнцский правил в Германии, следует передать бразды правления в руки более подходящего кандидата.
Я подскочил на месте и, ударившись о низкий потолок, тут же опустился обратно, потирая шишку.
— До коронации заживет, — подмигнул коварный Эберхард. — Назови лучшего кандидата? Кому как не тебе принимать власть? Внуку императора, племяннику императора, человеку, в чьих жилах течет кровь Штауфенов и Вельфов! Тебе, друг мой, и дано стать тем самым краеугольным камнем, что соединит две стены, не дав им погубить друг друга.
— Не по-рыцарски это, как же! Переворот!
— Это они хотят Германию развернуть к Риму задом, да и…
— А как же мой двоюродный брат, Фридрих? — это я уже чуть ли не кричал, когда мы вместе с епископом наперегонки спускались по темной лестнице. Слуги с факелами реально за нами не поспевали.
— Отдашь ему свое герцогство! Я же тебе не убийство предлагаю, чудак человек! Эй, кто там? Выводи лошадей.
— Куда скачем? Подумать бы еще.
— Куда? Куда, в Кудыкину вотчину, орать похабщину! — смеется епископ, как и в седло-то успел взлететь, вроде только что стоял рядом, черт голубоглазый! — В Бамберг. Там теперь весь цвет Германии собрался, только тебя и не хватает! Догоняй, а то будешь потом говорить, мол, «без меня меня венчали. На трон высокий сажали, корону надевали».
И вот мы уже летим. Не вдвоем — чудо-чудное, рядом верный Отто Виттельсбах, рядом вся моя свита, с которой я в замок приехал, и вся епископская свита, словно позвал их кто-то, заставил одеться, собраться и коней вывести. Факелы горят, броня блестит, красотища!..
Дорогой все спорили да орали, дорогой песни горланили, потому как вдруг такая легкость телом овладела, вот-вот взлечу. |