— Ты доволен? — ледяным тоном спросила она.

Фритьоф принялся искать спуск. Он ушел далеко в сторону, как вдруг остановился, пораженный мыслью: что, если уставшая Ева заснет? Как тогда найти ее в темноте? Мало ли людей, заснув, замерзло в горах.

Фритьоф закричал как можно громче, и где-то далеко услышал слабый голос.

— Я затеял безбожное дело, — сказал он, опускаясь возле дрожащей от холода Евы. — Меня будут обвинять, что я рисковал твоей жизнью.

— Пожалуй, тебе это слишком поздно пришло в голову, — спокойно ответила она.

Только под утро они добрались до хижины звонаря в долине Эгге. Ева, упав на стул, заснула сидя.

— Эге, парнишка-то твой уморился! — подмигнул звонарь. — Сколько же вы были на ногах?

— Четырнадцать часов… — ответил Нансен. — Только этот парнишка— моя жена.

— Слушай, парень, да ты в уме ли? Таскать жену на вершину Норе? И в новогоднюю ночь? Ну и ну!

Ева приоткрыла глаза.

— Меня нельзя таскать! — произнесла она, выделяя каждое слово. — Я сама хотела. И потом — дайте есть. Что угодно, кроме пеммикана.

…Вскоре Нансены созвали гостей на новоселье.

Дом был деревянный, двухэтажный. С коньков крыши разевали пасти драконы. На бревенчатых стенах желтели янтарные капли смолы. Рисунки для резной сосновой мебели сделал сам Нансен. На стенах висели его же картины — он увлекался живописью еще в Бергене.

Если бы у Фритьофа было больше времени, он, право, сам сложил бы по бревнышку весь свой дом. Но времени не было: написав научный отчет о гренландской экспедиции, Фритьоф сам перевел книгу на английский язык, сам сделал к ней чертежи, а потом не хуже заправского литографа вырезал их на камне для печатания.

На новоселье собрались друзья семьи, старые знакомые Евы. Среди них был и Бьёрнстьерне Бьёрнсон, «некоронованный король» Норвегии.

Величавый, в ореоле пышных седых волос, поэт встал со своего почетного места, украшенного полотенцем со старинным узором. Подняв бокал шампанского и поблескивая из-под очков озорными глазами, он загремел:

— Я знаю, Нансен, вы хотите сделать Еву подругой, достойной древнего викинга. Но берегите ее — она слишком горда, чтобы сознаться, когда ей тяжело. И помните— она не закалена Гренландией! — Поэт поклонился Еве и продолжал: — Я должен, по нашему древнему обычаю, дать название дому, крыша которого приютила нас сегодня. Вы почтили меня этой высокой честью. И я провозглашаю: «Годтхоб!» Добрая надежда на большое счастье!

Пути, которые избирались

Нансен работал в комнате с камином, где под потолком белели грубо отесанные стропила. Он развесил по стенам коллекцию лыж, прибил головы северных оленей и моржей. На полу и на стенах распластались желтоватые шкуры убитых им медведей. Громадный сосновый стол был завален книгами о полярных путешествиях, географическими журналами, морскими картами. На краешке едва осталось место для глобуса.

Пространство возле полюса было закрашено на глобусе белой краской. Его пересекала надпись: «Терра инкогнита», — так географы обозначали неисследованные, неизведанные места, о которых они почти ничего не знали.

Фритьоф подолгу смотрел на белое пятно глобуса. Уже давно стремились к полюсу люди, и могилами многих славных были отмечены их пути.