Именно поэтому на роль "доброго" следователя я выбрала такое чудовище, как Клаус. На его фоне я буду смотреться очень колоритно. Допрос происходил следующим образом.

Жертва сидела привязанной к стулу в собственном кабинете. Клаус, изображая из себя "доброго" следователя, сидел за столом, рычал, корчил рожи и зверским голосом задавал по заранее заготовленному вопроснику вопросы. Я же молча стояла у окна, рассматривала через стекло дождь на улице, и иногда бросалась короткими фразами типа "Подробнее!" или "Кто ещё?".

На мне было надето чёрное кожаное офицерское пальто, которое я не только не сняла, но даже и не расстегнула в помещении. На голове – офицерская фуражка. На боку кобура с "Вальтером". Обычно я так не одеваюсь. Да и пистолет я не ношу, так как пользоваться им не умею совершенно. Но сейчас надела кобуру. Это всё психолог из Москвы придумал. Всё моё поведение во время допроса было заранее расписано. Так я и стояла, засунув свою левую руку в карман пальто, а в правой у меня была сигарета.

Необходимость курить целых сорок минут без перерыва напрягала меня сильнее всего. Но это было непременным условием. Москва настаивала на том, что так надо. Ну, надо – значит надо. И я одну за другой курила сигареты, пуская дым в открытую форточку. Конечно, я не затягивалась, просто набирала дым в рот и выпускала его. Но всё равно ощущения очень мерзкие. Такой гадкий дым у этих сигарет!

Майор-жертва смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Он, несомненно, знал обо мне. Не мог он не знать о дочери Гитлера, пусть и непризнанной. Но видел он меня впервые. И я ему тут сразу такую кучу своих странностей продемонстрировала. Во-первых, штурбаннфюрер, который откровенно лебезит перед роттенфюрером. Во-вторых, фуражка. Роттенфюреру не положено, а мне наплевать, я ношу. В-третьих, кобура с пистолетом. На невысокой четырнадцатилетней девчонке выглядит странно. Ну и, самое главное, сигареты!

Мало того, что офицерам СС в рабочее время курить строго воспрещалось, так я же ещё и девчонка! Я едва-едва достигла того возраста, когда тебя перестают считать подростком и начинают считать девушкой. И курю! Никого не стесняясь и наплевав на все запреты. Хотя в Рейхе с подачи Гитлера борьба с курением ведётся весьма активно.

Майор много чего рассказал нам. Только всё не по делу. Москва осталась недовольна. Когда вопросы в вопроснике закончились, я вышла в соседнюю комнату и мне там сбросили новые инструкции. Прочитав, что именно меня просят сделать, сначала не поверила собственным глазам. Вот это? Гадость какая. Разумеется, я отказалась. То есть, попыталась отказаться. Но мне это не удалось.

В ответ меня обозвали слюнтяйкой и чистоплюйкой. На кону тысячи, если не миллионы, жизней и, возможно, судьба всего мира. А я тут строю из себя неизвестно что. Нда. Действительно, хороший психолог сидит там у окна. Нечего мне ему возразить. Испытывая отвращение к самой себе, я вернулась в кабинет майора.

Дальше была вторая серия допроса. Клаус задавал вопросы по новому вопроснику, я опять курила у окна, а привязанный к стулу майор врал. То, что он врёт, чувствовала даже я. В указанном мне месте допроса я остановила Клауса, подошла к майору и нежно сказала ему, что не верю. Потом достала из внутреннего кармана своего пальто небольшой кожаный чехольчик, расстегнула его и вынула крохотные маникюрные ножницы. А затем, ласково улыбнувшись, тихим спокойным голосом попросила Клауса снять с майора штаны. И вот тут того проняло!

По-моему, профессиональный палач с набором инструментов не смог бы так сильно испугать этого майора, как ласковая девочка с маникюрными ножницами в руках. Фантазия у майора была явно богатая. Я ведь ни слова не сказала о том, что именно собираюсь сделать своими ножницами. Майор сам всё придумал. И заговорил даже раньше, чем Клаус успел расстегнуть у него на штанах ремень…

Перевернулась в постели на шестой бок.