Вопрос оставался все тем же, смогу я найти Салли и Изобель, или нет. В своей негаданной роли беженца я просто обязан был соблюдать нейтралитет. Но мне казалось, что продолжать сохранять его будет невозможно. Я не смогу оставаться в стороне вечно.

Из того, чему я был свидетелем в деятельности и внешнем облике сил отступников, мне всегда представлялось, что их понимание ситуации соответствует наиболее гуманному подходу. У общества нет никакого морального права лишать африканских иммигрантов личного достоинства и голоса. Война тем или иным способом должна завершиться миром. Африканцы теперь неизбежно останутся в Британии и будут жить здесь всегда.

С другой стороны, экстремистские действия националистов, которые изначально черпали силы в консервативной и репрессивной политике правительства Трегарта (администрацию этого политика я не любил и не доверял ей), вызывали мое одобрение на уровне инстинкта. Ведь именно афримы лишили меня абсолютно всего, чем я владел.

В конце концов я остановился на том, что решение этого вопроса зависит от того, найду ли я Изобель. Если ей и Салли не причинили вреда, мои инстинкты утихомирятся.

О последствиях этих двух альтернатив я особенно не задумывался.

Я чувствовал, что дилемма в значительной мере заключалась в моей нерешительности… если бы я мог сделать свой выбор раньше, то не оказался бы в нынешнем положении. В личностном, сугубо практическом плане я понимал, что каким бы ни оказалось наше будущее, мы не можем в нем обосноваться, пока не будет найдено решение более масштабных проблем вокруг нас.

На третий день пребывания у Джеффри я мог вставать и двигаться по дому. Я привел в порядок свою бородку, а Энид постирала и починила мне одежду. Став мобильным, я загорелся стремлением как можно скорее отправиться на поиски Изобель и Салли, но лодыжка все еще болела при ходьбе.

Я помог Чарлзу наладить освещение в саду и провел несколько часов в беседах с ним.

Меня непрестанно удивляла полная неосведомленность, которую демонстрировали и он, и его жена. Когда я заговорил о гражданской войне, он реагировал так, будто это было где‑то за тысячу километров от них. Помня о предписании мужчины на баррикаде не заводить разговоров об афримах, я вел себя очень осторожно при обсуждении всего что касалось политики. Но Чарлза Джеффри все это не интересовало. Насколько он понимал, правительству приходится иметь дело с трудной проблемой, но в конце концов решение будет найдено.

В течение дня над домом пролетало несколько реактивных самолетов, а по вечерам мы слышали далекие взрывы. Ни один из нас об этом не заговаривал.

У супругов Джеффри был телевизор, передачу по которому я смотрел вместе с ними на третий день вечером. Известие о возобновлении работы телевидения очаровало меня.

Стиль представления информации был похож на принятый когда‑то в Би‑Би‑Си, заставка станции практически не изменилась. Содержание программ было в основном американским. Довольно поздно вечером прошла короткая сводка новостей, которые касались местных тем городков южного побережья. О гражданской войне не было ни слова. Все программы шли в записи и носили развлекательный характер.

Я спросил Джеффри, откуда ведется трансляция. Они ответили, что в городке кабельное телевидение, которое входит в систему вещания города Уэртинга.

На четвертый день я почувствовал, что лодыжка достаточно окрепла и я могу ходить безболезненно. Я прекрасно отдохнул, но соблазн остаться в уютном доме приветливых Джеффри был велик. Я не мог поверить в реальную возможность подобной жизни и воспринимал ее лишь как искусственную реставрацию нормального существования в совершенно ненормальных внешних обстоятельствах.