Горько усмехнувшись, Фулгрим отвернулся.

— Теперь, стало быть, мы должны сражаться, оглядываясь на терранских бюрократов? Они не верят в то, что Астартес способны вести войну без их мудрого присмотра? Послушайте, вы требуете от нас все новых и новых завоеваний, не беспокоясь о том, как они будут достигнуты. Так вот, об этом заботимся мы, Десантники, и мы знаем, что чем ужаснее и кровожаднее война, тем скорее она будет выиграна.

— По вашему мнению, — продолжал Примарх, — боевые действия должны происходить в соответствии с каким-то набором дурацких правил, написанных в теплом кабинете чинушей, который ни разу не слышал пуль, свистящих на волосок от уха или не видел обагренных кровью топоров зеленокожих тварей, не рисковал своей жизнью рядом с боевыми братьями!

— Знайте же, Бракстон, — тихо и почти печально закончил Фулгрим, — каждое мелкое, кажущееся вам незначительным правило, которое вы навяжете Десантникам, унесет десятки жизней моих воинов.

Обреченность, проскальзывающая в голосе Примарха, поразила Бракстона, но он скрыл удивление:

— Что же мне передать Совету Терры, господин мой?

Фулгрим невесело рассмеялся в ответ:

— Сообщите им, господин Бракстон, что я отправлюсь на встречу с 63-й Экспедицией, что я внимательно прослежу за тем, как мой брат ведет свою войну против отступников, и тщательнейшим образом доложу Совету Терры обо всем, что мне удастся пронюхать.

Сарказм, звучащий в словах Фулгрима, не удивил посланника, и он поклонился в ответ.

— В таком случае, господин мой, могу ли я оставить вас?

Феникс махнул рукой и кивнул.

— Да, идите. Возвращайтесь к придворным лизоблюдам и писцам, и успокойте их, сказав, что Лорд Фулгрим будет шпионить за своим братом, как его и просили.

Бракстон поклонился в пояс и попятился из комнаты полуобнаженного Примарха. Отойдя достаточно далеко, Ормонд повернулся и поспешил к золотым дверям, ведущим из этих странных покоев в нормальный мир.

За спиной Бракстон вновь услышал гневные голоса, и рискнул на миг обернуться, желая посмотреть, с кем спорит Фулгрим. По спине посланника пробежали ледяные мурашки, когда он понял, что Примарх говорит не по вокс-связи и не с одним из своих приближенных.

Фулгрим спорил с жутким портретом.

— ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ? — СПРОСИЛ чей-то изумленный голос за её спиной, заставив девушку замереть в страхе. Серена машинально прижала окровавленный нож к груди, отчаянно пытаясь собраться с мыслями и понять, кто обращается к ней и что вообще происходит. Сначала художнице пришло в голову, что Остиан все же вернулся, чтобы спасти её от… чего бы то ни было. Но уже через несколько мгновений Серена вспомнила, что скульптор последний раз приходил к ней несколько недель тому назад, просто она потеряла счет времени.

Вошедший нетерпеливо повторил свой вопрос, и художница, моргнув, отбросила нож в сторону, узнав, наконец, голос позировавшего ей Десантника по имени Люций. Дыхание Серены сделалось неровным и кровь застучала в ушах, ибо она поняла, что прямо у мольберта с неоконченным портретом мечника лежит окровавленный труп. Художница никак не могла вспомнить имя убитого ею мужчины, и на миг в её голове проскользнула совершенно дурацкая мысль о том, что она, Летописец, просто вычеркнула его из жизни. Единственное, что Серена знала о несчастном — он был талантливым композитором, а стал источником вдохновения для неё самой, его кровь, вытекшая из перерезанного горла, обратилась сырьем для её чудесных красок.

Металлический запах, повисший в воздухе, заполнил её ноздри, приятно раздражая разум. Но, не успела Серена в меру насладится его чарами, как нечеловечески сильная рука схватила её за плечо и развернула одним движением. Подняв глаза, художница увидела прямо перед собой вечно юное лицо Люция, прекрасные черты которого навек обезобразил кривой, неудачно сросшийся нос, сломанный в одном из бесчисленных боев.