Мечник улыбнулся, оскалив белые зубы.

— А слово чести не предлагаешь?

Курсор скривил губу.

— А если бы и предложил?

— Я бы убил тебя, сделай ты это, — сказал Олдрик. — Четверть часа. Не больше.

Он встал, взял Одиану за руку и вывел ее из палатки. Выходя, водяная ведьма испепелила Фиделиаса с Амарой взглядом, но промолчала.

Фиделиас дождался, пока они выйдут, потом повернулся к Амаре и некоторое время молча смотрел на нее.

— Почему? — спросила она его. — Патрицерус, зачем вы делаете это?

Он смотрел на нее все с тем же выражением лица.

— Я служил курсором сорок лет. У меня нет жены. Нет семьи. Нет дома. Я отдал жизнь защите Короны. Передавал ее послания. Выведывал секреты ее врагов. — Он покачал головой. — И я вижу, как все рушится. Последние пятнадцать лет двор Гая умирает. Это известно всем. Все, что я делал, только оттягивало неизбежное.

— Он ведь хороший Первый лорд. Он справедлив. И добр так, как только можно пожелать.

— Речь не о том, что справедливо, а что нет, девочка. Речь идет о реальности. А она такова, что доброта и справедливость Гая нажили ему много могущественных врагов. Южные верховные лорды недовольны налогами, которыми он обложил их, дабы содержать Защитную стену и сторожевой легион.

— Но так было всегда, — возразила Амара. — Это не меняет того, что налоги необходимы. Стена ведь и их защищает — их в первую очередь. Если с севера придут ледовики, их сметут первыми.

— Они это видят по-другому, — сказал Фиделиас. — И они хотят что-то с этим поделать. Двор Гая ослаб. У него нет наследника. Он не назвал того, кто придет ему на смену. Поэтому они и выступили.

Амара сплюнула на землю.

— Аттика. Кто же еще?

— Тебе не обязательно это знать. — Фиделиас пригнулся к ней. — Ты вот о чем подумай-ка, Амара. Все пришло в движение со времени убийства принцепса. Династия Гая умерла с Септимусом. Королевская семья никогда не отличалась плодовитостью — а смерть единственного ребенка была принята многими как знак. Его время на исходе.

— Из этого не следует, что это справедливо.

— Выкинь это из головы, детка, — рявкнул Фиделиас, перекосившись от ярости, и сплюнул на землю. — Сколько крови я пролил, служа Короне. Сколько людей убил. Это что, справедливо? Разве их смерть можно оправдать в зависимости от того, служу я тому Первому лорду или этому? Я убивал. Я и похуже вещи делал во имя защиты Короны. Гай скоро падет. Теперь уже ничто не может остановить этого.

— Поэтому вы перевоплотились… Кстати, в кого, Фиделиас? В мерзкого слайва, который добивает ядом раненого быка? В ворона, который выклевывает глаза беспомощному, но еще живому человеку?

Он посмотрел на нее и улыбнулся; в улыбке его не было ни радости, ни досады.

— Легко делить мир на добро и зло, когда ты молод. Я мог бы продолжать служить Короне. Возможно, я отложил бы неизбежное еще на некоторое время. И сколько бы еще людей погибло? Сколько бы их страдало? И это не изменило бы ничего — только срок. На мое место пришли бы дети вроде тебя — им и пришлось бы принимать те решения, которые я принимаю сейчас.

— Что ж, — выкрикнула Амара звенящим от презрения голосом, — спасибо, что вы хоть меня защищаете!

Взгляд Фиделиаса на мгновение стал очень жестким.

— Не усложняй свое положение, Амара. Скажи нам то, что мы хотим знать.

— Убирайтесь к воронам.

— Я ломал мужчин и женщин посильнее тебя, — сказал Фиделиас без злости.