– Большую часть своей жизни, – тихо сказал он, – я был известен как Тави из Бернард-гольда, что в Долине Кальдерон в Риве. Затем я стал Тави Патронус Гай и Тави Курсором. В то время, когда мы познакомились, Крассус, меня звали Руфус Сципио, третий подтрибун, а позднее – капитан Первого Алеранского.

Холм и руины утонули в совершенном безмолвии.

Голос Тави настойчиво и уверенно разносился в тишине, заставляя его усомниться в том, что это его голос.

– Но я, – продолжил он, повышая голос настолько, что он со звоном отражался от стен и камней, – Гай Октавиан, сын Гая Септимуса, сына Гая Секстуса, Первого Лорда Алеры.

И как только это имя прогрохотало в вечернем воздухе, небо озарилось алым светом

Тави не был уверен в том, что произошло, но зарево возникло прямо за ним, на юге, осветив южное небо, как будто он заставил солнце вернуться из своего ночного путешествия, чтобы возвестить его присутствие.

Свет хлынул на руины, показав изможденные, истерзанные лица легионеров, покрытые грязью и кровью. Тень, отбрасываемая им, накрыла Валиара Маркуса, Крассуса и сопровождающих их рыцарей.

И он осветил приближающуюся от руин вторую, большую, группу людей, состоящую из нескольких закованных в броню легионеров Гвардии Сената, Капитана Налуса, большинства его старших офицеров и Сенатора Гунтуса Арноса, его сингуляров и прихлебателей.

Крассус, почувствовавший с помощью водной магии, что все сказанное – правда, от шока стал практически белым и до боли сжал пальцы Тави.

Мгновение спустя, молодой Трибун упал на одно колено, после этого на секунду сбитые с толку его Рыцари, Первое Копье, а затем и весь Первый Алеранский последовали его примеру. Лязг и грохот оружия и брони были похожи на грохот прибоя на каменистом берегу.

Сенатор шокированно смотрел на это с отвисшей челюстью. Подол его сенаторских одеяний выпал из онемевших пальцев и приземлился в грязь, тут же испачкавшись кровью.

– Я Принцепс Гай Октавиан, – произнес Тави леденящим, громким голосом, – и я здесь, чтобы привлечь грязного слайва к ответственности за предательство.

Пока Тави говорил, из земли раздался гул, настолько низкий, что заныли зубы, а земля начала дрожать. Сердце Тави выскочило, и он чуть не понесся за ним, чтобы спрятаться в ближайшей уцелевшей арке от возможного падения каменной стены.

Если он бросится в укрытие, это не произведет должного впечатления на тех, кто смотрел на него. Тави решил воспользоваться ситуацией. Он понятия не имел, что происходит, но кровавые вороны, это усилило его послание.

Он указал пальцем на ошеломленного сенатора.

– Гунтус Арнос! За сговор с врагами Короны, повлекший смерти сотен легионеров, за нападение и похищение Первой Леди Алеры твоими подчиненными под твоим непосредственным руководством и за приказы об убийстве свободных алеранцев, гольдеров и их семей я объявляю тебя предателем твоего Лорда, твоей Империи и твоего народа!

Рот Арноса дернулся, из него донесся какой-то невнятный звук.

– Я призываю тебя к ответу, предатель! – прогремел голос Тави, и ближайшая стена развалилась из-за содроганий земли. – Я вызываю тебя на юрис макто! И пусть вороны полакомятся проигравшим!

Глава 52

– Если ты убьёшь меня сейчас, – тихо сказал Арарис, обращаясь к Наварис, – об этом никто никогда не узнает.

Стройная, как лезвие меча, женщина уставилась на Арариса своими тусклыми глазами.

Потом она пожала плечами.

– Ничего, переживу.

Исана мгновенно почувствовала, какое решение убийца приняла, и ощутила вспыхнувшую в Наварис безумную, жуткую радость, когда она повернулась к Арарису и занесла меч.

– Нет! – крикнула Исана, тщетно пытаясь порвать верёвки.