Уж на это меня хватит.
— Вы знаете, когда он вернется?
Гай покачал головой.
— Он за пределами моего зрения. Вороны, как же мне не хотелось отпускать его. Первый Алеранский, пожалуй, самый закаленный легион в Алере. Я мог бы использовать его прямо сейчас. Даже не пришлось бы им ничего объяснять. Не хотел бы этого признавать, но то как он рос — совсем без фурий — дало ему чертовски хитрый склад ума. Он видит то, чего не вижу я.
— Да, — согласилась Исана, подчеркнуто нейтральным тоном.
— Как тебе это удалось? Я имею в виду — подавить его способности к заклинательству.
— Купание. Это вышло случайно, правда. Я просто пыталась замедлить его рост — так чтобы никто не мог заподозрить, что по возрасту он может быть сыном Септимуса.
Гай мотнул головой.
— Он вернется весной, — и продолжил, прикрыв глаза, — еще одна зима.
Исана не нашлась, что еще сделать или сказать, и тихо направилась к двери.
— Исана, — тихо окликнул ее Гай, и она замерла.
Он смотрел на нее усталыми, глубоко запавшими глазами.
— Приведи мне эти легионы. Или к тому времени, как он вернется, возвращаться будет некуда.
Глава 9
После шести суток шторма Тави более менее научился отслеживать время.
В те короткие моменты, когда тошнота отступала и к нему возвращалась способность связно мыслить, он практиковался в канимском — и в основном в нецензурном.
Основным достижением было то, что его не рвало непрерывно, однако, это по прежнему был очень мучительный способ существования, и Тави не особо скрывал от окружающих зависть к тем, кого изуверская качка Слайва не слишком беспокоила.
Зимняя буря была сильна и беспощадна. Слайв не просто раскачивался. Он размашисто перекатывался с боку на бок, содрогался, дергался вперед и назад.
Временами только лини, натянутые над койкой, не давали ему очутиться на полу. Под облаками долгой зимней ночи было темно большую часть времени, а огонь зажигали только по особому разрешению и лишь тогда, когда это было абсолютно необходимо.
Огонь на корабле, особенно в такой шторм, как бы ни был мал этот шанс, мог вырваться из своего сосуда, и тогда корабль стал бы легкой жертвой для волн и ветра.
Между тем, на палубе, средь завывающего ветра и клочьев мокрого снега, матросы Слайва продолжали работать. Постоянно, непрерывно, подгоняемые криками Демоса и его офицеров.
Тави присоединился бы к ним, если бы мог, но Демос решительно возразил, на том основании, что даже змеи и черви лучше переносят морскую качку, и он не собирается объяснять Гаю Секстусу, как наследник Империи умудрился запнуться за что-то, пока пытался завязать узел, который он к тому же не очень хорошо знал, и утонул, упав в океан.
Так что большую часть времени Тави сидел в непроглядной тьме в своей комнате, испытывая смутное чувство вины от того, что он сидит в каюте, пока остальные ведут корабль через шторм. Ему же оставалась лишь скука — в довесок к тому, что чувствовал себя он паршивее, чем кто бы то ни было.
Всего этого было более чем достаточно, чтобы сделать его угрюмым.
Китаи была с ним все время, ее присутствие успокаивало, обнадеживало и стабилизировало. Она регулярно приносила ему легкой еды, убеждала его пить воду и легкий бульон — и так продолжалось семь дней, после чего она сказала:
— Даже у меня есть пределы, Алеранец, — и ушла, бормоча себе под нос по-канимски.
Он говорил лучше, чем она. Впрочем, у него было много практики.
Бесконечность спустя, Тави проснулся от странного ощущения. Потребовалось несколько мгновений, чтобы понять — корабль шел намного мягче, а он уже не чувствовал себя столь безнадежно больным. |