Но неожиданно коридор, который смотрелся совершенно проходимым, стал тупиком и закончился стеной, практически монолитом.

Пес выдал несколько порций гавканья, глядя то на меня, то на тупичок. Значит, должен быть потайной выход. Ну, не клиническая же дура эта собаченция. Я зашарил по стене руками, затопал рядом с ней ногами, пытаясь нащупать скрытый рычаг. А где-то неподалеку уже слышался топот и гомон несущихся навстречу воинов.

Я замельтешил перед тупичком, метаясь между стен, как броуновская частица. Ой, сейчас меня насадят на копья, а это так вредно для здоровья.

И тут проклятый пес прыгнул и канул в никуда. Я даже не успел заметить, как случилось это дело. Все-таки заманил и бросил меня лохматый фраер, словно какой-нибудь опытный партийный лидер. Но в чем загадка его физического исчезновения? Паузы на тягостные раздумия практически не осталось. Мое чутье и эти самые «щупальца» показывали, что какой-то выход из положения есть. Но ум-разум говорил, что все равно этим выходом воспользуется некто другой, более счастливый и облизанный Фортуной.

А если? Я разбежался и бросился на стену, как бык на подлюку-матадора. И не добился ничего, кроме сотрясения мозгов и тела. Куда дальше дергаться? Стены непрошибаемы, сверху давит потолок. Я одряб и обессилел, в голове наступила пустота, я словно погрузился в густую обездвиживающую массу. Как муха в говно.

В конце коридорчика тем временем показались воины орла. Они уже не стреляли, а собирались взять меня живым и теплым, чтобы подвергнуть зверским изощренным пыткам.

Ум-разум наконец испугался пыток, обдал меня спасительным жаром и предложил некоторую разгадку. Я подпрыгнул, вытянув руки. В какой-то момент потолок перестал быть наверху и стал водоемом внизу. В конце полета я расплескал некую вонючую жижу, которая, впрочем, спасла меня от разбивания и расквашивания. Я пробурлил вперед еще пару десятков метров и остановился, чтобы задать риторический вопрос:

— Где это я, мать твою?

— По уши в фекалиях, — раздался отнюдь не риторический ответ.

Я протер глаза. Рядом со мной стоял Крейн в плаще из перьев красного ара и змееглавой тиаре. Это был положительный момент. Отрицательный же заключался в том, что стоял я действительно в дренажной воде, активно приправленной дерьмецом.

— Ну-ка, стоп, машина, и расскажи все по-порядку, — призвал я, потому что он собирался зашагать прочь.

Тогда Крейн подождал, пока я подойду ближе… и ударил меня в лоб. У меня что-то там пискнуло и хрустнуло, в глазах заиграли темные пятна, я чуть не опрокинулся.

— Ух ты, гад… Я еще поговорить с ним хотел.

Может быть, я бы и врезал дорогому другу, но Крейн показал на своей ладони погубленного демона-переводчика.

— Нам ретранслятор не нужен, а на кечуа ты и так научился болтать… Кстати, здесь тебе не стоит задерживаться, вот выберешься за пределы Кориканчи, тогда и резвись. Уайна Капака ищет тебя для проведения серьезной беседы.

— А тобой он не интересуется, Шурик?

— Меня здесь в общем-то и нет, дорогой друг. Однако именно благодаря мне откладывается твоя беседа с товарищем Максимовым. Странно, да? Но кое-что я тебе втолкую по дороге.

По дороге я заметил, что Крейн стал рослее и шире в плечах, да и краснее кожей. Одежка же была, как у жреца из храма Луны. Вот стервец.

— Так вот, Егор, я действительно не сиганул в то самое облачко марева, обозначающее точку перехода. Это было, конечно, не по-товарищески, но в самый последний момент меня осенило, что… ты мне друг, но истина, извини, дороже. Вспомнил я одно из уравнений и понял: оно имеет не одно, а несколько решений.