— Ладно, жрите, сволочи, — я отвернулся от сосредоточенно жующих товарищей и стал искать свою поклажу, где лежала солонина и чернослив. Но и тут облом. Несколько уцелевших врагов спроворились унести мой тюк.

Через полчасика Носач мне уже предлагал на палочке чью-то ляжку. Пришлось бы мучительно выбирать между голодом и грехом, кабы Часка не дала пожевать немного коки, а затем не поджарила несколько сочных жуков. Они хрустели на зубах, ну прямо как чипсы. А еще милая девушка нашла для меня несколько жирных, толщиной с сосиску, гусениц. Хоть и подержала их над костром, но они все равно активно шевелились во рту. И в животе, кажется, тоже.

Если утром мнилось, что впереди нас ждут только тощая травка, ковыли, вейники и льды, да демоны, жаждущие поживиться нами за нарушение границы проживания людей, то к вечеру мы спустились во вполне приличную долину. И первым дело нашли несколько глинобитных построек плюс хранилище, где еще хватало жратвы. Пристанище было обустроено рачительным Властелином для тех подданных, который забредут по его воле в эти края.

13

— В месяц Инти, в день светлой богини Часки, человек по имени Ягуар-Скиталец совершил святотатство. Он нарушил обычай богов, установленный порядок вещей и волю Властелина живущих. Осквернив светлый алтарь Отца-Солнце и священный покой Мирового Столпа, он спалил плавучий дом своего Господина и ушел дерзкими стопами в горы. Установлено, что в голове этого человека поселился сам Супайпа, иначе как объяснить, что вместе с ним презрели все законы благой жизни также избранница Солнца дева Часка, и доселе верный уаранку Руми-Ньяви… Руми-Ньяви — это ты, Кукин, то бишь, Каменный Глаз…

Отключенный Кукин не особо реагировал. Я прекратил фантазировать на тему того, как Верховный Инка подает общественности наш побег. Сразу захотелось перекусить. Но под рукой оказался только сваренный початок кукурузы.

— Ну-ка, подружка Часка, поройся по сусекам, небось со вчерашнего дня медовые коржики остались…

— Тихо, — вдруг рявкнул Кукин, несмотря на набитый рот.

— Ну ты даешь, Каменный Глаз, я же все-таки командир. Совесть имей.

Тут я понял, что неспроста всполошился Кукин и тоже подошел к оконцу. Так и есть, к дому аккуратно подваливали какие-то люди. Числом двенадцать.

Что-то непохожи они на индейцев, хоть и меднокожие.

Да это же наши!

Я выскочил на крыльцо, следом вышел и Кукин, не забывший прихватить топор. Двенадцать человек, которых я когда-то собирал в экспедицию, теперь приближались к дому. Впрочем, не было резвости в их движениях. Походка выглядела вялой и уставшей, ботинки почти у всех просили каши и были перевязаны тряпками, камуфляжка вся в дырах, подпалинах и у некоторых дополнялась плащами местного производства. Кое-кто уже лишился штанов и ходил в юбках из звериных шкур. Однако, имелись на руках и автоматы «АК-74» с подствольными гранатометами «ГП-25», и пистолеты-пулеметы «ПП-91», и два ротных пулемета «РПК», и даже маленький миномет, а в кармашках лежали «лимонки».

— Здорово, братцы! — заголосил я и засалютовал, когда они остановились в десяти метрах от дома. — Неужто не узнаете?

Стоявший впереди Сережа Коковцов, экс-десантник, лениво жуя и сплевывая смолу, произнес:

— Ты кукурузиной-то не маши, словно Чапаев саблей. — Я мигом спрятал початок кукурузы за спину, зачем он только в руке оказался.

— Узнаем мы тебя, Хвостов. Можешь не представляться. И этого жлоба мы знаем. — Коковцов показал дулом на Кукина.

— Ты, неуважаемый Хвостов, а также Каменный Глаз этот сраный и Нинка-лахудра втравили нас в херовую историю.