— Любопытно…

— Даже весьма, — осмелев, сказал Гаври-леску. — Потому я и говорю вам, что ничему не верю. Даю вам честное слово. Но в конце концов, зачем настаивать? В сущности, это недоразумение… Приду еще раз завтра утром…

И, попрощавшись, стал решително спускаться.

'Держись, Гаврилеску, — прошептал он, выйдя на улицу, — ты впадаешь в маразм, стал терять память. Путаешь адреса… Увидел трамвай и ускорил шаг. Только усевшись у открытого окна, он почувствовал легкое дуновение ветра.

— Наконец-то, — обратился он к женщине, сидевшей напротив. — Будто, будто. — но почувствовал, что не может закончит фразу, и растерянно улыбнулся. — Да, — продолжал он, помолчав, — я недавно сказал приятелю… будто… будто побывал в Аравийской пустыне. Полковник Лоуренс, если вы о нем слышали…

Женщина продолжала смотреть в окно…

— Теперь через час-другой насту пит ночь. Темнота, я хочу сказать, ночная прохлада. Наконец-то… Можно будет вздохнуть.

Кондуктор в ожидании глядел на него, и Гаврилеску стал рыться в своих карманах.

— После полуночи сможем вздохнуть, — обратился он к кондуктору. — Что за длинный день, — прибавил он раздраженно, потому что не мог найти бумажник. — Сколько перипетий!.. Ах, наконец-то! — И он протянул кондуктору банкноту.

— Эта уже не годится, — сказал кондуктор, возвращая купюру. — Обменяйте в банке…

— Почему? — недоумевал Гаврилеску, вертя банкноту в руках.

— Изъята из обращения год назад. Обменяйте ее в банке.

— Любопытно! — произнес Гаврилеску, внимательно разглядывая купюру. Сегодня утром годилась. И цыганки берут. У меня были еще три таких, и цыганки взяли.

Женщина побледнела, раздраженно вскочила с места и пересела в другой конец трамвая.

— Не надо было говорить о цыганках при даме, — укорил его кондуктор.

— Все говорят! — возразил Гаврилеску. — Я три раза в неделю езжу этим трамваем и даю вам честное слово…

— Да, это правда, — вмешался какой-то пассажир. — Мы все говорим, но не при дамах. Надо сохранять благоразумие. В особенности сейчас, когда цыганки собрались устраивать иллюминацию. Да-да, и муниципалитет дал разрешение: они устроят в своем саду иллюминацию. Я, могу вам сказать, человек без предрассудков, но иллюминация у цыганок — это вызов!..

— Любопытно, — произнес Гаврилеску. — Я ничего не слышал.

— Пишут во всех газетах, — вмешался в разговор другой пассажир. — Какой позор! — воскликнул он громким голосом. — Безобразие!

Несколько человек обернулись, и под их возмущенными взглядами Гаврилеску потупился.

— Поищите, может, у вас есть другие купюры, — сказал кондуктор. — Если нет, придется вам выйти на следующей остановке.

Гаврилеску покраснел и, не решаясь поднять глаза, стал шарить по карманам. К счастью, кошелек с мелочью оказался поблизости, среди многочисленных платков. Отсчитав несколько монет, он протянул их кондуктору.

— Вы дали мне всего пять леев, — сказал кондуктор, указывая на свою ладонь.

— До Почтовой таможни.

— Не важно докуда, билет стоит десять леев. На каком свете вы живете? сурово произнес кондуктор.

— Я живу в Бухаресте, — гордо ответил Гаврилеску, поднимая глаза на кондуктора.