Она явно была потрясена известием, но глаза упрямо сверкнули, а на смуглых щеках проступил румянец:

– Какое отношение это имеет ко мне? Я не служу в патруле.

– Госпожа, корабль готовят к старту, скоро он взлетит, и вы должны быть на борту.

– А моя работа? Мои исследования? Вы хоть понимаете… Нет, куда вам!

Капитан промолчал, и она отвернулась. Отливающее медью платье из кырта, отделанное молочными нитями серебра, подчеркивало необычайную гладкость и теплоту ее плеч и рук. Во взгляде капитана сквозило нечто большее, нежели пустая учтивость и почтительная сдержанность, с которыми простым саркцам следует смотреть на высокородную даму. Его удивляло, для чего столь соблазнительной пташке, пусть и росточком с птенца, посвящать свою жизнь ученым штудиям, строя из себя профессоршу.

Сэмия прекрасно осознавала, что научное рвение превратило ее в объект насмешек тех, кто полагал, будто удел аристократки – блистать в свете и, возможно, стать ходячим инкубатором для двух новых нобилей (не меньше, но и не больше). Сэмии было все это неинтересно.

К ней частенько подходили и с улыбочкой спрашивали: «Вы правда пишете книжку? Ой, а можно посмотреть?»

Так в основном поступали женщины. Мужчины, с их добродушной снисходительностью, были и того хуже: полностью уверены в том, что стоит им на нее взглянуть или обнять за талию, как вся «чепуха» тут же выветрится у Сэмии из головы.

Сэмия страстно увлекалась кыртом сколько себя помнила, хотя все прочие принимали его как должное. Кырт! Король, император, бог всех тканей! Любая метафора кажется слишком бесцветной.

По химическому составу кырт являлся разновидностью целлюлозы. По крайней мере, сами химики в этом клялись. Однако никакие их приборы и теории не могли объяснить, почему на Флорине – и только на Флорине – целлюлоза становится кыртом. «Вопрос молекулярной структуры» – вот и все, что они могли ответить. Но спроси их, чем молекулярная структура кырта отличается от структуры обыкновенной целлюлозы, – лишь пожмут плечами.

Впервые Сэмия услышала об этой загадке от няни.

– Почему мое платьице так блестит, нянюшка?

– Потому что это кырт, Мия, деточка.

– А почему другие платьица не блестят, нянюшка?

– Потому что они не из кырта, Мия, деточка.

Вот и весь сказ.

Тогда Мия старательно прочитала недавно вышедшую двухтомную монографию, посвященную кырту. С таким же успехом она могла ограничиться нянькиным объяснением: кырт – это кырт, потому что он – кырт. А то, что не кырт, – не кырт, потому что оно – не кырт.

Сам по себе кырт не блестел. Но если правильно спрясть нить, она сияла на солнце, металлически отливая различными оттенками, а то и всеми цветами радуги сразу. Специальная пропитка придавала нити алмазный блеск. Без особых усилий ткань можно было сделать жаростойкой (до шестисот градусов по Цельсию) и инертной почти ко всем реактивам. Кыртовые волокна легко было спрясть тоньше любой синтетики, но при натяжении они оставались прочнее самого прочного бетоносплава.

Ни одно известное вещество не могло соперничать с кыртом по универсальности применения. Если бы не цена, кырт давно бы заменил стекло, металл и пластмассу. Это был единственный материал, который использовали в качестве визирных нитей в оптических приборах. Из него делали формы для отливки гидрохронов гиператомных двигателей и легкие, долговечные тросы там, где металл оказывался чересчур хрупок, или слишком тяжел, или то и другое сразу.

Однако все это можно было, как говорится, по пальцам пересчитать, поскольку кырта катастрофически не хватало. Почти весь урожай, собранный на Флорине, шел на изготовление тканей для пошива самой изысканной одежды в галактике. Флорина одевала аристократию миллиона планет, кырт же рос на одной-единственной, и его урожай распределялся по крупицам.