– Вспомнил! – закричал он.

Все повернулись к нему. Неразборчивое бормотание жующих людей стихло. Он видел их лица – неважно вымытые и неважно выбритые, бледные, лоснящиеся в тусклом свечении стен. В глазах не было любопытства – скорее рефлекторная реакция на неожиданный раздражитель.

– Я вспомнил свою работу, – вновь закричал Рик. – У меня была работа!

– Заглохни ты! – крикнул один.

– И сядь уже! – добавил другой.

Все отвернулись, гул возобновился. Рик растерянно опустил взгляд. Кто-то бросил: «Чокнутый Рик». Кто-то пожал плечами или покрутил пальцем у виска. Все это ничего не значило. Проходило мимо его сознания.

Он медленно сел. Схватил фидер, похожий на ложку с острым краем и небольшими зубцами, которым одинаково неудобно было зачерпывать, резать и накалывать. Для фабричных рабочих и такое сойдет… Рик перевернул фидер и невидяще уставился на номер, выбитый на обратной стороне ручки. Рику и не требовалось его видеть. Цифры он знал наизусть. Номера присваивались всем, однако у других имелись еще имена. У него же имени не было. Его прозвали Риком. На сленге рабочих кыртопрядильни это слово означало «дурень». Частенько к прозвищу добавляли эпитет «чокнутый».

Может быть, за первым воспоминанием последуют другие? Осколок прошлого вернулся к нему впервые с тех пор, как Рик попал на ткацкую фабрику. Если бы только ему удалось сосредоточиться! Как следует обо всем поразмыслить!

Есть расхотелось. От голода не осталось и следа. Он воткнул фидер в желеобразный брикет мяса с овощами, оттолкнул еду и впился глазами в собственные ладони. Потом запустил пальцы в волосы, мучительно пытаясь шаг за шагом пробиться мыслями в бездну, откуда извлек единственное воспоминание, смутное и нечеткое.

Он разрыдался, и тут прозвенел звонок, возвещая окончание обеденного перерыва.

Когда вечером он вышел с фабрики, его догнала Валона Марч. Он не сразу заметил ее присутствие. Остановился, лишь услышав шаги нога в ногу с его собственными. У Валоны были темно-русые волосы. Она заплетала их в две толстые косы, которые скрепляла магнитными заколками с зелеными камешками – дешевыми, потускневшими безделушками. На ней было простое ситцевое платье, вполне подходящее для здешнего мягкого климата. Рик тоже обходился безрукавкой и хлопчатобумажными брюками.

– Я слыхала, с тобой что-то приключилось в обед, – сказала Валона.

Говор у нее был резким, типичным для поселян. Тогда как речь самого Рика отличалась сильной гнусавостью. Местные насмехались и передразнивали его, но Валона объяснила, что это они по невежеству.

– Ничего не приключилось, Лона, – пробормотал он.

– Мне рассказывали, ты что-то вспомнил, – не отступалась она. – Рик, это правда?

Валона тоже звала его Риком. А как же иначе? Своего настоящего имени он не помнил, хотя пытался вспомнить изо всех сил. И Лона ему помогала. Однажды даже раздобыла где-то рваный городской справочник и принялась зачитывать вслух имена, но все они звучали одинаково чуждо.

– Я должен уйти с фабрики. – Он заглянул ей в глаза.

Валона нахмурилась. На ее круглом широкоскулом лице появилось встревоженное выражение.

– Ты не можешь уйти. Это плохо.

– Я должен побольше узнать о себе.

– Вряд ли это поможет. – Она облизнула губы.

Рик опустил глаза. Он не сомневался в искренности ее беспокойства. Именно Лона помогла ему устроиться на фабрику. Опыта работы с ткацкими станками у него не было. А может, был, просто Рик ничего не помнил? В общем, Лона убедила остальных, что ручной труд ему не потянуть, и его согласились бесплатно обучить работе на станках.