– А что значит «анализировал»?
Рик знал слова, о которых Лона понятия не имела. Она робела при одной мысли о том, каким образованным он был когда-то.
– Это означает… – Он ненадолго задумался. – Означает «разлагать на части». Представь, как мы разбираем сортировщик, чтобы выяснить, почему сбоит сканирующий луч.
– А-а. Но, Рик, неужели можно ничего не анализировать? Разве ж это работа?
– Я не сказал, что ничего не анализировал. Я сказал, что анализировал Ничто. С большой буквы «Н».
– А это не одно и то же? – спросила она, подумав про себя: «Ну, вот и все. Я стала для него дурочкой. Скоро он с отвращением меня бросит».
– Разумеется, нет. – Рик глубоко вздохнул. – Сожалею, но я вряд ли смогу хорошо объяснить. Пока это все, что я вспомнил. Однако работа наверняка была очень важной. Я это чувствую. Сомневаюсь, что я был преступником.
Валона поморщилась. Зря она тогда ему рассказала. Она убеждала себя, что предупредила Рика ради его же блага, хотя в глубине души понимала: она сделала это, чтобы еще крепче привязать его к себе.
Это случилось, когда Рик впервые заговорил. Он заговорил так внезапно, что Лона перепугалась. Даже не решилась посоветоваться со старостой. В следующий выходной она сняла со своих накоплений пять кредитов (все равно мужчины, который выбранил бы ее за то, что она растранжирила свое скромное приданое, на горизонте не просматривалось) и отвезла Рика в город к врачу. Имя и адрес были написаны на клочке бумаги, тем не менее ей потребовалось два часа кошмарных блужданий среди мощных колонн, возносящих к солнцу Верхний город, чтобы найти нужное здание.
Лона настояла на приеме, и врач, вооружившись странными инструментами, проделал над Риком все мыслимые и немыслимые процедуры. Затем поместил его между двумя металлическими штуковинами, сразу засиявшими, будто кыртовые светлячки в полночь. Лона вскочила и принялась хватать врача за руки, требуя немедленно прекратить. Он вызвал двоих мужчин, и те выволокли брыкающуюся Лону за дверь.
Полчаса спустя врач сам вышел к ней. Он хмурился. Лона чувствовала себя неуютно, ведь врач был из нобилей, пусть и держал кабинет в Нижнем городе и смотрел на нее мягко, даже ласково. Вытерев руки маленьким полотенцем, он швырнул его в мусорное ведро, хотя, на ее взгляд, полотенце было совершенно чистым.
– Когда именно ты обнаружила этого человека?
Лона рассказала ему, как было дело, стараясь не сболтнуть лишнего и не упомянуть ни старосту, ни патруль.
– То есть ты ничего о нем не знаешь?
– О его прошлой жизни? Ничего. – Она помотала головой.
– Этого человека подвергли психозондированию. Ты понимаешь, что это такое?
Она хотела опять покачать головой, потом произнесла свистящим шепотом:
– Это то, что делают с сумасшедшими, да, доктор?
– И с преступниками. С помощью психозондирования им меняют образ мыслей. Ради их же блага. Оздоравливают разум или лишают того, что заставляет красть и убивать. Ты меня понимаешь?
Да, Лона понимала. Покраснев до корней волос, она сказала:
– Рик никогда ничего не крал. И он даже мухи не обидит.
Похоже, врач удивился:
– Так ты зовешь его Риком? Послушай, что я скажу. Тебе неизвестно о том, каким он был прежде. И состояние его разума не позволяет об этом судить. Зондирование было глубоким и грубым. Не могу сказать, какая часть разума стерта навсегда, а какая пострадала от шока и может со временем возвратиться. Некая грань его натуры может вернуться так же, как вернулась речь, вот о чем я толкую. Парня следует поместить под наблюдение.
– Нет-нет, он останется со мной. |