Влад спокойно, не торопясь, съел крысу со шкурой и всеми потрохами прямо на глазах у двоих «Невидимок». Те морщились и давились своими консервами, искренне сожалея, что не дали «Грифу» поесть чего-нибудь нормального…

Улыбнувшись их перекошенным лицам, Влад аппетитно захрустел крысиным хвостиком. Салаг при виде этого чуть не вывернуло наизнанку. Ничего, может, кормить будут в следующий раз… Закончив трапезу он разлегся прямо на полу(согласитесь, бессмысленно было просить одеяло…) и крепко заснул. Пусть эти двое сторожат, спят по очереди и все такое — ему пофиг… ему спать надо. Чтобы лечиться. Чтобы выжить.

37

Так он держался еще день, удивляясь самому себе. К концу этого героического дня все перестало болеть, есть уже не хотелось, вообще хотелось просто лечь и помереть. Это могло значить только одно: организм приготовился к смерти и уже не собирается бороться. Влад пытался сопротивляться, конечно. С трудом запихал в себя банку мясных консервов, которые ему выдал Ив из личных запасов(наверняка, помня съеденную живьем крысу), два часа, пока «Невидимки» останавливались на отдых, бродил из стороны в сторону, не позволяя себе сесть на снег — знал, что уже не встанет… старался держаться… два часа… потом устало прислонился к дереву, черному, с надломленными ветками, которые мотал ветер, дереву, похожему чем-то на обгорелый труп…

Отсюда, с холма, был виден город. Тот самый, где никто не живет.

Под небом в солнечных трещинках, что не ярче довоенных звезд…

— Подойди, не бойся, — сказал Влад.

Рон, стоявшая за его спиной, аж вздрогнула от неожиданности…

«Гриф», беспомощно обнимающий мертвое дерево… поникший и надломленный, как оно само… Он медленно, будто сонно потянувшись, выпрямился во весь рост(хотя можно было представить, чего ему это стоило!), подошел к Рон и улыбнулся, посмотрев ей в глаза.

— Видишь город? — хрипло и тихо сказал он, махнув рукой в сторону руин. — Я помню его… каким он был до войны… Вон там был парк. Зеленый, и весь в цветах. Там еще фонтаны… мы, малышня, в них плескались круглые сутки… А там — церковь. Купол до сих пор блестит, когда день… Раньше небо было… — Влад зажмурился, как будто стараясь вспомнить или подыскать нужные слова, — светлое… летом солнце палило так, что стояла жара… воздух над асфальтом… ну, рябь такая, как над костром. Понимаешь?

Рон кивнула. Ее глаза странно блестели, как будто она вот-вот расплачется…

— А вон там, там, наверно, был мой дом. Я уж точно не вспомню. Порушено там много больно. Я жил в пятиэтажке такой… вон как та. Их еще хрущевками называли… На… втором этаже. У нас рядом с домом яблоня росла, и… ветки… ветки прямо до нашего окна доставали. На них еще яблоки росли летом. Мы их прямо так срывали и ели… кислятина страшная, но ели. Сам не пойму, зачем. Вон там был рынок… видишь, крыша гнутая такая. Там и яблок купить можно было… сладких, не то что с нашей яблони… да и всего вообще. Шоколад… сладости… я уж почти забыл, что это такое… а там все было… Ну, не плачь, маленькая, — ласково сказал Влад и даже осторожно прикоснулся к плечу Рон… как тогда, над братской могилой… Она вздрогнула, точно от удара, и Влад благоразумно отошел подальше. — Извини.

— Зачем… зачем ты мне все это рассказываешь?

— Ты не такая, как все, Рон… Ты любишь стихи… и картины… о прошлом.