Просто я повзрослел раньше. Сначала она меня вытянула в Хранители, когда я был еще не готов. Теперь, через цикл, когда старше я, я вытянул ее. Ей бы еще пару десятков жизней пожить нормально, вырасти… а я… Я не Разумом думал, нет. Вообще черте чем. Я ей сделал плохо, да всем вообще… из-за того, что было плохо и одиноко мне. И мне не лучше сейчас. Совесть устроила настоящую пытку…

Я убил. За нее. Я мыслил, как человек. А люди думают, что жизнь дается лишь однажды, и потому так ее берегут… Вот и я туда же…

Я сам чуть не погиб. За нее…

Я не дам ей умереть… что я говорю… совсем с ума сошел… Они все смертны… опять чушь несу, ведь смерть — это не настоящая Смерть… это условность… у людей. И она, эта смерть — штука естественная… и ничего ужасного в ней нет… Я понимаю и не могу понять…

Боже… Помоги мне, пожалуйста… я хочу стать лучше. И понять то, что должен… Я буду стараться. Сделаю все, что в моих силах, чтобы хоть как-то загладить то, что натворил…

И спасибо тебе за все. Кто я без тебя? Ноль. Совсем недавно это понял. Я просто заблудившийся ребенок, которому кто-то догадался дать оружие и отправил в бой…

42

…я видела сон, еще когда мне было тринадцать. Тогда мое измученное долгой болезнью тело билось в лихорадке на полу, а душа блуждала где-то на задворках миров, куда не ступала никогда нога шамана…

Я была ранена в этом сне. Вижу, что умираю, тихо и без боли, и кто-то несет меня на руках. Бережно, как самое дорогое сокровище. Я слышу, как бьется его сердце… А лица его я не помню. Помню, что высокий, сильный… темно-зеленая футболка, стрижка ежиком… глаза… добрые очень, и в них много-много света. И голос, по которому сразу понимаешь — он улыбается… «Я с тобой, а значит, все будет хорошо. Спи…» И тогда я тоже улыбаюсь, но не сплю… вдруг он исчезнет?..

Мы поднимались и поднимались по лестнице… вверх на бесконечное число ступенек. Я поретяла счет времени… пригрелась в объятиях теплых рук… и эта качка, как в колыбели. Уснула, а когда снова открыла глаза, то увидела над собой обшарпанный купол Храма, кое-как освещенный нашими самодельными светильниками. С него, с высоты, как живые смотрели лица, лица, лица… и одно из них было чем-то смутно похоже на то, что во сне… В этот день я победила болезнь. Не сама. Меня кто-то вытащил, вынес на руках, к жизни, к свету. Именно кто-то. Он был настоящий, был ЛИЧНОСТЬЮ — уж я-то умею миражи и сущностей отличать от живых душ…

Вот и сейчас… тот сон… снова… И он снова несет меня на руках, только чувствуется, что сам идет еле-еле. Дыхание сбивается, похрипывает… Шаги тяжелые… И знаю, что если он упадет, мы погибнем вместе.

Лицо… теперь знаю, почему оно мне не запомнилось тогда… оно меняется, вечны только глаза. Лицо за лицом… и имена всплывают в голове, сотни и тысячи до боли знакомых имен… У меня сердце встрепенулось, как птица, когда на миг мелькнуло улыбающееся лицо Дениса… но оно вдруг все подобралось, обросло шрамами и ожогами… волосы побелели, а улыбка, его добрая и грустная улыбка, превратилась в эту ужасную, пугающую ухмылку Влада… но глаза были те же…

— Рон, Рон!!! — Ив тряс сестру за плечи.

На какое-то мгновение ему вспомнился тот побег, когда за спиной — шесть «Грифов», а Ронка, замерзшая, полуживая, лежит в снегу и не просыпается… Но только на мгновение.

Она открыла глаза…

— Ну вот, — ласково произнес Ив(что с ним случалось редко), — ты чего тут в обмороки грохаться взялась? — и безобидно пошутил: — Беременная, что ли?

Рон засмеялась.