Дверь открылась мгновенно, и молодой маг замер на пороге, глядя на аггела с откровенной ненавистью. В его глазах не было и тени страха. Аггел обернулся к нему и прищурился, вглядываясь в ауру колдуна. Его бледное лицо вдруг исказилось, по нему прошла рябь, и на миг монстр обнаружил свою истинную сущность: Канэко и Кента увидели невообразимую тварь, сотканную из ужаса и мрака, порождение иного мира, где правят жестокость и бесконечное страдание.

— Пора! — жёстко провозгласил кэндзя, вставая из-за стола.

Его силуэт разом заполнил кабинет, словно поглотив фигуру аггела.

— Время умирать, мразь! — тихо сказал Кента, делая шаг навстречу съёжившемуся монстру.

— Некромант! — в ужасе прошипел аггел, и по комнате прошла волна такого сильного запаха тления и разложения, что и Канэко, и Кента покачнулись.

Аггел рванулся к Кава-Мидзу, чтобы сбежать, найти в реке укрытие, но колдуны уже перекрыли все выходы и крепко схватили тварь. Она оказалась запертой в мире людей и ясно осознала, что обречена.

Когда по убежищу разнёсся оглушительный вопль, стены содрогнулись и треснули сверху донизу, а крыша здания вдавилась внутрь, словно её втянул чей-то огромный ненасытный рот. В кабинете Канэко возникла воронка, в которой мелькали неясные очертания аггела, разрываемого вихрями силы, контролируемой колдунами. Кента нараспев читал древние заклинания, и от каждого слетавшего с его губ слова аггел корчился и становился прозрачнее. Канэко сжал зубы так, что они дрожали, готовые треснуть в любую секунду. Губы мага побелели, глаза закатились. Почти то же самое творилось с Кентой, но некромант продолжал выкрикивать слова древней формулы, пока сгусток прозрачной тьмы, до которого постепенно сжался аггел, не взорвался сотней извивающихся и злобно шипящих змей. Мерзкие твари разлетелись по комнате, тут же исчезая в возникавших тут и там воронках.

Ещё секунда — и Канэко с Кентой повалились без сил на обуглившийся и тлеющий ворс ковра.

Дело было сделано. Душа Макса исчезла из мира навсегда — словно никогда и не появлялась на свет. Её избавили от службы Тэкеши-Они и от грядущих страданий — но дорогой ценой. Теперь она уже не сможет возродиться из небытия по милости всетворца, и умерший не станет жить снова.

Тяжело дыша, Старейшина перевернулся на спину и уставился на покрытый копотью потолок, посреди которого дико раскачивался искорёженный остов люстры. В чёрных глазах колдуна стояли слёзы.

***

— Погода совсем испортилась, — проговорила Аяко, мельком взглянув на низкий потолок тоннеля.

Руслан уже открыл было рот, чтобы спросить, откуда она знает, но вовремя сообразил, что ведьма выглянула наружу, войдя на пару секунд в Кава-Мидзу. Он последовал её примеру.

Панорама, открывшаяся Руслану, поражала и пугала одновременно. Небо над Питером было чёрным от стянувшихся со всех сторон туч. Они закрывали его от края до края, и над мокрыми от ливня крышами ежесекундно сверкали молнии, каждая из которых на краткий миг освещала полнеба.

— Хватит! — резко одёрнула залюбовавшегося Руслана Аяко. — Слишком долго.

Тот поспешно вышел из Кава-Мидзу.

— Извини! — пробормотал он.

— Скоро будешь плавать, сколько захочешь.

— Да, знаю.

Минуты две Руслан и Аяко шли молча. Ведьма внимательно разглядывала стены, стараясь не пропустить нужный поворот. Возможно, она использовала магию, чтобы не сбиться с дороги, но почему-то Руслан был уверен, что Аяко полагалась сейчас только на собственную память. Он вообще успел заметить, что, как правило, маги обращались к Кава-Мидзу только при крайней необходимости. Хотя, конечно, бывали и исключения.

— Знаешь, о чём я думал в последнее время? — заговорил Руслан, пробираясь мимо заплесневелых стен.