Словом, это была дева с берегов Кипра или полей тибурских, облеченная в фантастические покровы Оссиана и распростершаяся пред деревянным крестом и каменным алтарем Спасителя.
Узнав молящуюся, Ореденер вздрогнул и чуть не лишился чувств.
Она молилась за своего отца; молилась за низвергнутого властелина, за старца узника и покинутого всеми, и громко прочла псалом освобождения.
Она молилась и за другого; но Орденер не слыхал имени того, за кого она молилась, не слыхал, так как она не произнесла этого имени; она прочла только гимн Суламиты, супруги, ожидающей супруга и возвращение возлюбленного.
Орденер отошел от двери. Он благоговел перед этой девственницей, мысли которой летели к нему; молитва — таинство великое, и сердце его невольно переполнилось неведомым, хотя и мирским восхищением.
Дверь молельни тихо отворилась и на пороге появилась женщина, белая в окружающей ее темноте. Орденер замер на месте, страшное волнение охватило все его существо. От слабости он прислонился к стене, все члены его дрожали и биение его сердца раздавалось в его ушах.
Проходя мимо, молодая девушка услышала шорох плаща и тяжелое, прерывистое дыхание.
— Боже!.. — вскричала она.
Орденер кинулся к ней; одною рукою поддержав молодую девушку, он другою тщетно пытался удержать ночник, который выскользнул у нее из рук и потух.
— Это я, — нежно шепнул он.
— Орденер! — вскричала молодая девушка, когда звук голоса, которого она не слыхала целый год, коснулся ее слуха.
Луна, выглянувшая из-за облаков, осветила радостное лицо прекрасной девушки. Робко и застенчиво освободившись из рук молодого человека, она сказала:
— Это господин Орденер?
— Это он, графиня Этель…
— Зачем вы называете меня графиней?
— Зачем вы зовете меня господин?
Молодая девушка замолчала и улыбнулась; молодой человек замолчал и вздохнул.
Этель первая прервала молчание:
— Каким образом очутились вы здесь?
— Простите, если мое присутствие огорчает вас. Мне необходимо было переговорить с графом, вашим отцом.
— И так, — сказала Этель взволнованным тоном, — вы приехали сюда только для батюшки?
Орденер потупил голову: этот вопрос показался ему слишком жестоким.
— Без сомнение, вы уже давно находитесь в Дронтгейме, — продолжала молодая девушка укоризненным тоном, — ваше отсутствие из этого замка не казалось для вас продолжительным.
Орденер, уязвленный до глубины души, не отвечал ни слова.
— Я одобряю вас, — продолжала узница голосом, дрожавшим от гнева и печали, — но, — добавила она несколько надменно, — надеюсь, что вы не слыхали моих молитв.
— Графиня, — отвечал наконец молодой человек, — я их слышал.
— Ах, господин Орденер, нехорошо подслушивать таким образом.
— Я вас не подслушивал, благородная графиня, — тихо возразил Орденер, — я вас слышал.
— Я молилась за отца, — продолжала молодая девушка, не спуская с него пристального взора и как бы ожидая ответа на эти простые слова.
Орденер хранил молчание.
— Я также молилась, — продолжала она, с беспокойством следя, какое действие производят на него ее слова, — я также молилась за человека, носящего ваше имя, за сына вице-короля, графа Гульденлью. Надо молиться за всех, даже за врагов наших.
Этель покраснела, чувствуя, что сказала ложь; но она была раздражена против молодого человека и думала, что назвала его в своих молитвах, тогда как назвала его лишь в своем сердце. |