— Против Дронтгеймского губернатора. Не издевайтесь надо мной, моя милая; я пришла сюда для вашей же пользы. Не может быть, чтобы отец ваш защищал генерала Левина Кнуда от наветов Дронтгеймского губернатора!

— Генерала! Мне кажется капитана Левина Кнуда… Ах, нет! Ваша правда. Мой отец, — продолжала Этель — показал столько же любви к этому генералу Левину Кнуду, сколько ненависти к Дронтгеймскому губернатору.

«Вот еще странная тайна!» — подумала бледная высокая женщина, любопытство которой росло с каждой минутой.

— Милое дитя, что же произошло между вашим отцом и Дронтгеймским губернатором?

Эти вопросы утомили бедную девушку, и она пристально посмотрела на незнакомку.

— Разве я преступница, что вы допрашиваете меня таким образом?

Этот простой вопрос по-видимому смутил незнакомку, которая почувствовала, что коварство изменило ей. Тем не менее она продолжала слегка обиженным тоном.

— Вы бы не сказали мне этого, если бы знали, для чего и для кого пришла я сюда…

— Как! — вскричала Этель, — Вы от него? Вы принесли мне весточку от…

Вся кровь бросилась ей в лицо; сердце ее сильно забилось в груди, волнуемой нетерпением и беспокойством.

— От кого? — спросила незнакомка.

Молодая девушка не решилась произнести имя своего возлюбленного. В глазах незнакомки приметила она блеск мрачной, как бы адской радости и сказала печально.

— Так вы его не знаете!

Выражение обманутого ожидание второй раз появилось на ласковом лице посетительницы.

— Бедная девушка! Чем могу я помочь вам?

Этель не слушала ее. Мысли увлекли ее в северные горы за отважным путешественником. Голова ее поникла на грудь, руки невольно скрестились.

— Надеется ли ваш батюшка выйти когда-нибудь из этой тюрьмы?

Она дважды повторила этот вопрос, пока Этель вышла из задумчивости.

— Да, — ответила она.

Слезы навернулись на ее глазах.

Глаза незнакомки сверкнули при этом ответе.

— Надеется, говорите вы! Как?.. Каким образом?.. Когда?..

— Он надеется, что смерть освободит его из тюрьмы.

Иной раз простота юной невинной души оказывается настолько могущественной, что разрушает хитросплетение заматерелого в коварстве сердца. Мысль эта должно быть пришла на ум незнакомки, которая вдруг изменилась в лице и, положив свою холодную руку на плечо Этели, сказала почти чистосердечно:

— Послушайте, знаете ли вы, что жизни вашего отца грозит новая опасность? Что его подозревают как подстрекателя в мятеже северных рудокопов?

Этель не поняла этого вопроса и с удивлением устремила свои большие черные глаза на незнакомку.

— Что вы хотите сказать?

— Я говорю, что ваш отец составил заговор против правительства; что его виновность почти дознана, что его преступление влечет за собою смертную казнь…

— Смертную казнь! Преступление!.. — вскричала несчастная девушка.

— Преступление и смертная казнь, — торжественно повторила незнакомка.

— Мой отец! — вскричала Этель, — мой несчастный благородный отец, который проводит целые дни, слушая как я читаю ему Эдду и Евангелие, он заговорщик? Что он вам сделал?

— Не смотрите на меня таким образом; повторяю вам, я не из числа ваши врагов. Я только предупреждаю вас, что вашего отца подозревают в тяжком преступлении. Быть может, вместо ненависти, я скорее заслуживаю благодарности.

Этот упрек тронул Этель.

— О, сударыня, простите меня! До сих пор мы не встречали ни одного живого существа, которое бы не относилось к нам враждебно.