– Это победа, – сказал тогда Махарбал, принимая кувшин с холодной водой от Ганнибала.
– Да, это так! – подтвердил Ганнибал.
– А теперь – на Рим! На Рим…
– Куда? – удивился Ганнибал.
– На Рим.
– Когда?
– Сейчас! Немедленно! Пока на Капитолии не опомнились от страшного поражения.
– Это невозможно, Махарбал.
– Почему же?
– Надо дать отдых войску.
– Ему не нужен отдых. Ему нужна победа.
– Нужен отдых после победы…
Махарбал помолчал немного, а потом проговорил сквозь зубы:
– Ганнибал, надо уметь пользоваться своей победой.
Это была дерзость. Но Ганнибал простил ее Махарбалу.
Помнил Ганнибал такое же столкновение с Махарбалом, которое случилось на берегу Тразименского озера после битвы.
Теперь, спустя много лет, Ганнибал должен признаться: Махарбал был прав, а он, Ганнибал, не прав…
Ламах что-то говорит, но Ганнибал ничего не слышит. В ушах его звучат как живые слова Махарбала: «Ганнибал, надо уметь пользоваться своей победой»…
Ламах повторяет:
– А про Сагунт все правда?
– Что именно? – Ганнибал вздрагивает при слове «Сагунт». Этот город в Иберии он не забудет никогда.
– Про Сагунт…
Ганнибал вдруг раздражается. Передразнивает:
– Про Сагунт!.. Про Сагунт!..
И это пискливым голосом – голосом Ламаха. А юноша поражается: как? Это сам великий полководец? Да это же обыкновенный человек из маленького никомедийского трактира…
Наверное, Ганнибал почувствовал неловкость. Понизил голос до шепота:
– Да, был Сагунт. Его жители проявили коварство. Они уничтожили все свое золото. Вопреки моему приказу. Унич-то-жили! Да! Да! Ты меня понял, Ламах?
И стал трясти бедного юношу за плечи.
– Понял, понял, великий господин.
– Да, я уничтожил их! Да, я умертвил все живое! Даже кошек и собак! Ибо они стояли на моем пути. Ибо они – хотели того или нет – помогали Риму. А Рим следовало сокрушить. До основания!
У Ганнибала от волнения лоб покрылся испариной. Он начал брызгать слюной. Он потрясал кулаками.
Его взгляд снова упал на раскрашенную чарку. Он мигом пришел в себя. Рукавом вытер лоб. Виновато глянул на юношу.
– Я не жалел себя в войне, – пробормотал Ганнибал. – Я не жалел и своих воинов. И я не щадил врага своего. Не щадил!
– Так говорят, – проговорил Ламах.
– Кто говорит?
– Все…
Ганнибал не мог сердиться на этого простодушного юношу. Удивлялся: до чего же хорошо осведомлен этот мальчик! Значит, кто-то запоминает, кто-то передает дальше и кто-то, возможно, даже пишет обо всем этом…
Ганнибал взглянул в окно. Финикийское стекло было удивительно прозрачным. На дворе – солнце, свежий, пьянящий воздух…
– Сюда! – вдруг вскрикнул Ганнибал. – Сюда, Ламах! – И пальцем указал на дорожку в саду. – Кто это?
– Это воин.
– Чей?
– Вифинский. Его величества.
– Он стоит у выхода?
– Да, у выхода.
Ламах обратил внимание на крепкий подбородок Ганнибала: он вздрагивал. И пальцы рук заметно дрожали…
– Послушай, Ламах: в этом доме семь выходов. Пять из них видны из этой комнаты – с этой и с той стороны. А два находятся вон за той дверью: они потайные. |