Именно в этот вечер расстроились многие помолвки. Женихи догадывались, почему и по кому вздыхают невесты, и бал кончился плохо. Серафин де лос Риос оставил донью Флор в самой середине танца (то было болеро, музыка Лео Марини), а через пять минут Карменсита Солидоро дала пощечину Мелесьо Канчукахе. Как ни старались жандармы, бал испуская дух. Дамы смотрели только на Ремихио!
С утра они побежали в булочную, как будто всем им захотелось хлеба, хотя круги под глазами говорили о бессонной ночи. Но тщетно! Ремихио появился лишь в полдень.
Печенье расхватали в один миг. Кавалеры сердились. Арутинго утешал их, уверяя, что все это фарс и скоро кончится. Но дни уходили, и фарс не кончался. Ремихио хорошел и хорошел. Его уже трудно было узнать. От нелепого, бессмысленного выражения лица осталась лишь какая-то отрешенность, печаль, что ли Да, он все хорошел. Кавалеры бесились. Посовещавшись несколько раз, они, под водительством одного из Солидоро, решились пойти к доктору Монтенегро. Сбиваясь, теряясь, утрачивая в секунды копившуюся неделями отвагу, они просили, чтобы доктор, первый из отцов города, вмешался и прекратил этот балаган.
– Какой балаган?
– Да сказки эти, что Ремихио-Дурак меняется. Пошутили, и хватит, доктор! Мы…
– А-га, а-га…
Больше они ничего не добились. Если бы судья и хотел, он бы помочь не мог. Он и сам растерялся. Когда сильные мира сего решили посмеяться над Ремихио, они думали не столько утихомирить на время нелепого бунтаря, сколько поразвлечься. В Янауанке, как и в других провинциальных городах, всем заправляет скука. Когда судья Монтенегро предложил обращаться с Ремихио как с человеком, они с удовольствием это подхватили, ибо много месяцев ничто не нарушало их сонного покоя. Даже донья Фина болела свинкой и не могла злословить. И мужчины, и женщины согласились участвовать в фарсе, обращаться с Ремихио по-человечески, кланяться ему при встрече, улыбаться, терпеть его разговоры. Молодые люди убедили девиц, чтобы те притворились, будто ревнуют его друг к другу, и, подавляя омерзение, восхищались его мнимым очарованием. Так хотели они развлечься, но все вышло иначе. Скучающие богачи не предусмотрели волшебного преображения. Никто и помыслить не мог, что выйдет такой ужас. Сделать они ничего не могли, он действительно менялся. За своими будничными делами они это проглядели, потеряли время, а когда спохватились, полгорода уже было во власти злосчастного чуда. Девицы не смеялись, а томились. Когда те, кто это выдумал, поняли, что дело не только в простодушии их сограждан, им стало жутко. Все зятья, к примеру, услыхав о затее, отправились в Янауанку, чтобы выкатать карлика в смоле и перьях. Но где же карлик? Вконец потрясенные преображением, они дошли до того, что молили Великолепного принять от них стаканчик-другой виски в клубе. Весть о его невыносимой красоте докатилась и до самого далекого поместья «Дьесмо». Больше от скуки, чем от любопытства, хозяйка отправилась в Янауанку, чтобы «смахнуть паутину с этих дикарей». Туманным днем на улице Болоньези появились ее могучие надсмотрщики, а потом и она сама, во всем величии; а Ремихио в это самое время возвращался с пустой корзиной в пекарню «Звезда». Хозяйка поместья придержала свою Красотку. Ремихио, погруженный в раздумья, их не заметил, и помещица вскричала:
– Эй, булочник!
Он обернулся. Она посмотрела на него, и серебро поводьев зазвенело под ее пухлой рукой.
– Печенье раскупили, сеньора, сейчас новое пекут. Если хотите, я посмотрю!
– Простите, мой друг, я думала…
– Минуточку, сеньора, сейчас!
Мгновенно осунувшаяся дама припала к луке седла.
Так убедилась Янауанка, что не одни простушки гибнут, взглянув на Ремихио. Печальная гордость утешила жителей; и началась пора славы. С дальних ферм приезжали поглядеть на чудо. |