– Не продашь нам маису? – вежливо спросил капрал.

Сульписия смущенно улыбнулась.

– Мы заплатим.

На его ладони сверкнули медяки.

– Есть у тебя маис?

– Есть.

Другой солдат тоже показал монеты.

– Ты бы нам кипяточку продала!

Он вынул из котомки термос. Дышал он с трудом.

Сульписия засмеялась:

– Вода для всех. Ее грешно продавать!

– Тогда подари.

– Давай твою миску.

Солдат засмеялся. Сульписия положила полную тарелку вареного маиса и картошки, а в термос налила горячей воды. Все потянулись к картошке. Сульписия дала им сыру. И спросила, пользуясь, случаем:

– Что ж вы такие плохие? Зачем нас выгоняете?

– Мы следим, и все. Нет приказа вас выселять.

– Так мы же на своей земле. Мы никого не трогали. Что о нас гонят?

Солдат обмакнул картофелину в тыковку с перцем.

– Мы не распоряжаемся. Мы люди подневольные, сеньора Мучаемся, и все.

– За что нас гонят? – настаивала. Сульписия.

– Не будут вас выселять. Мы завтра уходим. Две недели тут мучаемся! Устали.

– А вернетесь когда?

– Совсем уходим. Не вернемся. Наш полковник не хочет к помещикам подслуживаться. Он сам теперь считает, что земли ваши.

– Обманываете меня?

– Да Христом-богом! Завтра и уйдем.

– Сколько я вам должен, сеньора? – спросил капрал.

– Чего там, маису немножко!

Он не настаивал.

– Спасибо, сеньора.

И они исчезли под дождем.

Сульписия побежала рассказать властям. Немедленно собрали Совет, чтобы обсудить новости.

– Это ловушка. Не верю я, что они уйдут, – говорил де ла Роса.

– А что? – говорил Мелесьо Куэльяр. – Им и впрямь не вытянуть. Декабрь – хуже некуда.

– День и ночь льет, – согласился Травесаньо.

– Чего мы спорим? – сказал Гарабомбо. – Уйдут – так уйдут. А нет – так нет.

Через три дня часовые сообщили, что солдаты разбирают палатки. Да, уходят! На помещичьих лошадях и реквизированных мулах они переправили свое имущество в Тамбопампу, где их ждала колонна грузовиков. Уходят! Никто их не сменил. Общинники сторожили целую неделю, но солдаты не вернулись. Победа! Анчи Роке сообщил, что отряд ушел в Сан-Педро-де-Кахас, там тоже заняли земли. Гарабомбо был прав: можно сторожить хутор, но никакое войско не сдержит сразу пятьдесят, сто поместий! Следы босых ног, испещрившие центральные поместья, уже не стереть никому. Общины победили! Декабрь умирал, как и родился, в снегах и в холодных дождях. Первого января выборные постановили устроить невиданный пир. В десяти очагах жарили целиком чистопородных овец. Что им теперь! Пили, ели, плясали до упаду. Никто больше не заберет у них эти печальные поля. Победа! Начинался январь. На Новый год Уаманы сложили песню о победе.

Глава тридцать третья

Неполный текст прошения, которое послал Ремихио Пречистой Деве Марии

Никто его больше не видел.

Вечером пекари узнали, что свадьба – просто розыгрыш, который придумали сильные, чтобы повеселиться. До утра ходили они с факелами по всей Янауанке, днем обошли Янакочу, Чипипату, Роко и Уайласхирку. Узнали о беде и общинники Чинче. В припадке покаяния они обрыскали высоты Мурмуньи, где Освальдо Гусман будто бы видел беднягу, но никого не нашли.

Однако бродил он где-то там. Ибо именно он – вернее, оставшийся от него огрызок – раньше всех заметил штурмовые отряды в день 2-го марта.