— Прошу вас, Сергей Борисович, — радушно повел рукой Прямушин, приглашал гостя сесть в кресло с пневматическими подлокотниками, которое меняло положение спинки и сиденья в зависимости от позы седока. Что будете пить?.

Голубев посмотрел на стеклянный столик с напитками, на котором стояли бутылки с вином и графины с минеральной водой и соками. Среди них было и элитное французское вино «Шато Пишон Лонгвиль Комтесс де Лаланд» и «Шато Кос д'Эстурнель», любимое вино президента.

— Бокал «д'Эстурнеля», если не возражаете, — сказал Сергей Борисович. — Я не великий знаток напитков, но бордо, по‑моему, лучшее из вин.

— Вы советник, вам виднее, — добродушно улыбнулся президент. — Я действительно предпочитаю французское бордо, хотя с удовольствием пью и грузинское. Присаживайтесь, Сергей Борисович, разговор у нас будет долгий. Надеюсь, вы в курсе тех дел, которые придется обсудить.

Прямушин налил в бокалы вина, поднял свой бокал, глянул на гостя сквозь него.

— Вам не жарко? Могу сделать воздух попрохладней.

— Спасибо, не надо, — отказался Голубев; в кабинете работал кондиционер, и было довольно свежо, несмотря на жаркий день за стенами здания. — Я умею регулировать теплообмен тела и никогда не потею.

— Да, мне говорили, что вы занимаетесь единоборствами и самосовершенствованием и достигли впечатляющих результатов. Я тоже немного тренируюсь и кое‑что изучаю, но до таких результатов мне далеко. Итак, дорогой советник, вопрос первый: ваша оценка ситуации в стране?

— Вы имеете в виду криминал? Последний всплеск террора и похищений людей?

— Я имею в виду интегральную оценку. Вернее, даже не оценку — и вы, и я знаем положение дел, — а ваши рекомендации по этому вопросу. Что мы должны делать? Что говорят по этому поводу мудрецы?

Сергей Борисович отпил глоток вина, выдержал стальной блеск глаз президента, помедлил.

— Если проанализировать отечественную классику, то наши писатели никогда не призывали к борьбе, к войне, к свержению существующего строя. Они лишь указывали путь к культурной революции. Еще Пушкин, не будучи ни эстетическим, ни политическим бунтарем — бунт для него был бессмысленным и беспощадным, а главное — бесплодным делом, — в своих произведениях предостерегал о жестокости революционных потрясений и государственного регулирования культуры, наведения порядка огнем и мечом. По‑моему, он первым увидел кровавый исторический тупик в увлечении общества демократическим романтизмом. Позднее человечество вдосталь наигралось черным нацистским и красным большевистским романтизмом.

— Вы тоже считаете, что романтизм в нашу эпоху, а также демократия — это тупик?

— Да, я так считаю, — ответил Голубев, помедлив. Хотя вполне понимаю, что искоренять негативные тенденции в обществе необходимо.

— Тогда мы с вами сработаемся, — усмехнулся Прямушин. — Ситуация в стране, к сожалению, требует экстраординарных мер, официальные государственные структуры для наведения порядка и спецслужбы не справляются свалом криминала.

— Потому что они сами зависимы от этого криминала, — пожал плечами Сергей Борисович. — Почти в каждой госструктуре найдется внедренный туда мафиози или чиновник, ставший пособником и наводчиком криминальных группировок. Я недавно читал доклад экспертной комиссии ФСБ, из которого видно, что организованными преступными группами контролируется больше пятидесяти пяти процентов негосударственных и свыше шестидесяти процентов государственных предприятий. Группировки активно консолидируются для осуществления контроля не только над отдельными предприятиями, но и над целыми отраслями экономики.