Здесь он принялся ожесточенно сражаться с теми трудностями, которые буквально лавиной обрушиваются на непрофессионалов при съемках на местности: длина теней менялась каждые двадцать минут, облака закрывали солнце, дождь лил совсем некстати. А ведь каждая минута простоя влекла за собой дополнительные расходы!

По мере нарастания трудностей убывали решимость и мужество Гудини. Наконец, сильно обморозив ноги, он решил, что сделанного достаточно, и отправился к Ниагарскому водопаду для съемок самой эффектной сцены, в которой он спасает героиню на самом краю водопада.

В начале 20-х годов еще не были разработаны технические методы получения эффектных сцен: например, для съемок аварии самолета использовался настоящий самолет. В сцене спасения героини Гудини решил все делать по-настоящему, как в жизни. Для этого нужно было подготовить специальные приспособления для страховки.

Гудини был опоясан скрытыми под одеждой кожаными ремнями, в свою очередь связанными со стальным тросом, идущим от барабана на берегу. Такую же страховку имела и дублерша героини. Однако сцена спасения героини после погружения ее каноэ в бурлящую воду произвела фурор, никто никогда раньше не показывал таких наводящих ужас кадров, от которых волосы буквально становились дыбом.

Все кинообозреватели соглашались, что сцена спасения превосходна, вместе с тем многие язвительно отмечали, что герой, размороженный столетие спустя, почему-то совсем не удивляется тому, что мир вокруг него столь разительно переменился. Эту «деталь» Гудини, поглощенный в основном сценами приключений, совсем упустил из виду.

При съемке второго фильма «Холдэйн-шпион» Гудини уже избегал опасных натурных съемок и все трюки проделывал в павильоне. Если к «Человеку из мира иного» критики отнеслись довольно снисходительно, то второй фильм был встречен хуже некуда.

Публика тоже не проявила особого интереса к фильмам Гудини. Чтобы привлечь к ним внимание, Гарри часто сам появлялся перед зрителями. В театре на Таймс-Сквер после демонстрации «Человека из мира иного» он показывал свои представления «Прощай, зима» и «Приход лета», а также трюки с иголками и смирительной рубашкой. Он даже обращался к зрителям с речью, в которой высмеивал медиумов. Когда дела в кино пошли совсем плохо, он взял напрокат слона и показал на сцене трюк с его исчезновением. Это был весьма дорогой способ продажи фильма, потому что слон буквально проел всю выручку.

Банковский счет Гудини таял, и Бесс по нескольку раз в день напоминала ему об этом. Надо было что-то предпринимать, и немедленно.

Темп водевиля сильно изменился за то время, пока Гудини был занят производством фильмов. Страна, казалось, еще продолжала маршировать «все дальше, все дальше», как поется у Джорджа Коэна. Машины двигались все быстрее, а дороги становились все лучше, чтобы машины могли мчаться еще быстрее. Радиостанция в Питтсбурге начала круглосуточное вещание, и Америку обуяла новая мания, сменившая столоверчение: все сидели с наушниками у детекторных приемников. Еще немного — и Штаты охватит радиолюбительский ажиотаж. У поколения, которое прошло через первую мировую войну, вид человека, прыгающего с моста и освобождающегося от наручников под водой, уже не вызывал припадков истерии.

Гудини понял, что он уже не сможет выступать в одиночку или только с Коллинзом. Поэтому он объявил, что не будет возражать против участия в концертных эстрадных программах. Более того, такие приглашения будут им оплачиваться. С этого времени начались метания между двумя нью-йоркскими театрами, расположенными довольно далеко друг от друга, театром «Кейт» на Востоке и «Орфеем» — в западной части города, где он работал вместе со своим другом Мартином Беком.

Однако Гудини чувствовал, что еще немного, и публика начнет забывать о нем, и эта мысль не давала ему покоя.