она столько раз считала эти ступеньки с тех пор

как стала приходить сюда каждую неделю по втор-

никам вот уже больше четырех лет это по меньшей

мере столько же как если взбираться на вулкан

Копауэ или может быть даже на Паюн Матру она

надеется то что она сейчас делает не глупость

Эстебан так настаивал надо чтобы тебе помогли

мама надо чтобы тебе помогли мне говорили про

одного хорошего специалиста сходи к нему мама

сходи к нему прошу сделай это ради меня она

надеется то что она сейчас делает не глупость

Витторио то что ей надо она сразу это почувство-

вала его вопросы ее ответы и даже паузы их мол-

чание их расхождения она всегда чувствовала себя

с ним свободно он никогда не был ни тупым ни

высокомерным никогда не лукавил и когда ей хоте-

лось рассмеяться то ей хотелось рассмеяться заго-

ворщическим смехом это не было насмешливым

мелочным желанием посмеяться над ним над его

истолкованиями как у нее раньше бывало с другими

в глубине души она заливалась смехом ты ничего

не понял бедняжка ты попал пальцем в небо и

видишь ты меня в последний раз Витторио всегда

действовал уместно очень уместно он учил ее смот-

реть на вещи под другим углом под правильным

углом как забавно она всегда считает ступеньки

когда поднимается по лестнице и никогда не счита-

ет спускаясь она надеется то что она сейчас делает

не глупость

Ева Мария встает. Она следует инструкциям, которые дал ей Витторио. Маленький стенной шкаф рядом с батареей позади его рабочего стола. Ева Мария опускается на колени. Тянет на себя дверцу. Чуть отстраняется, чтобы впустить в шкафчик лунный свет. Ева Мария уже не в силах следовать инструкциям Витторио. Она больше не может действовать быстро. Она неспособна отвести взгляд от двух полочек с кассетами – эти кассеты ее гипнотизируют. Выстроились аккуратно в ряд. Стоят вертикально. На каждой белая наклейка с именем. Ева Мария вытаскивает одну кассету. «Бианка». Другую. «Карлос». Кассет всего двадцать три. Расположены в алфавитном порядке. Вот ее кассета. Ей не по себе. Записывать последний сеанс, чтобы потом, прослушивая кассеты в одиночестве, возвращаться к беседе с пациентом на свежую голову, искать в каждой записи фразу или слово, ускользнувшие от внимания во время сеанса, но способные по-новому осветить душу, работу и неврозы которой он неделю за неделей, месяц за месяцем пытался понять. Так Витторио объяснил ей в комнате свиданий. Двадцать три кассеты – по одной на пациента. Только последний сеанс: новая запись всякий раз делалась поверх прежней, прежнюю стирая. Он не всегда прослушивал записи, но хотел, чтобы у него была возможность это сделать, когда вдруг вспомнится какая-то мысль, промелькнувшая во время сеанса, фраза, произнесенная пациентом или им самим; хотелось воспринять ее заново, хотя и в прежнем контексте.