Козлов. Да ну, оставь! Ну принесли и принесли, и не о чем тут говорить! Говори о другом!

Ст. студент (смеется). Нет, нет, братцы! Я этого рака высушу и поставлю себе на стол, пусть напоминает одну из лучших минут моей жизни. (Смеется.) Нет, серьезно, высушу и поставлю.

Онуфрий. Ну и ладно — эка привязался старик. Буде, чаю больше не хочу, от чаю бессонница бывает.

Козлов. Что же это, вроде памятника будет? Куда же ты его поставишь?

Ст. студент. На стол, Козлик, на стол!

Блохин. Кто цветы с…сушит, а кто рака.

Онуфрий. Дай-ка я тут на диванчике примощусь (Зевает.) Какая-то томность овладела моими членами… не то от колбасы, не то от твоего красноречия. Разболтался ты что-то, старик.

Козлов. Это у него от температуры. Гляди, как он осунулся: тебе лечиться надо, дядя!

Ст. студент (недовольно). Какие пустяки: вчера мне действительно было нехорошо, а сегодня и лицо у меня свежее… Выпью малинки, — вот и все… Так вот, говорю я: душа у меня… молодая, сердце у меня нетронутое — вот в чем главное. Помню, в нашем городке сослуживцы всегда смеялись надо мною. Вам сколько лет? — спрашивают. Столько-то. А мы думали, что вам всего двадцать. Ведь вы, Петр Кузьмич, моложе всякого молодого человека! (Смеется)

Козлов (зевает). Да-а. Смеялись, говоришь?

Ст. студент. Смеялись! Да как и не смеяться? Они люди солидные, положительные, а я? Мечтатель, фантазер какой-то. Помню, раз приходит ко мне сослуживец, Тарасов, мрачен, жалко смотреть: губернатор к нам едет. А я в это время стихи наизусть учу!

Онуфрий. Стихи? Зачем же ты их учишь?

Ст. студент (смеется). Тарасов рассердился: вас, говорит, Петр Кузьмич, надо в сумасшедший дом отправить: тут губернатор едет, а вы стихи декламируете. А то, помню я еще, это было… постой, где это было? Да, вспомнил: ездил это я по одному делу…

Онуфрий. И сколько ты помнишь, старик. Ты свою жизнь наизусть знаешь или только на рассказ? Ты валяй как покороче. А что, Сережа, если бы столько помнил, мог бы ты это выдержать при твоем телосложении?

Блохин (зевает). Пусть старик… стихи продекламирует.

Ст. студент. А что же? Если серьезно хотите послушать, я могу. Кого хотите? Хотите из Шелли?

Козлов (тоскливо). Нет, не надо стихов! Ну их к черту!

Ст. студент. Неужели ты не любишь стихов? (Слегка насмешливо.) А еще молодой человек! Эх, Козлик, Козлик, — ведь молодость сама стихи. Когда душа приподнята…

Козлов (мрачно). Не люблю стихов.

Онуфрий. И я не люблю. Ребята?..

Блохин. Ну?

Онуфрий. Айда к Костику-председателю!

Козлов и Блохин. Верно, пойдем, братцы!

Онуфрий. Я тебя, Сережа, в снегу утоплю. Ты мне запомнишь, как снег за шиворот класть.

Ст. студент (тревожно и жалобно). Да куда же вы?! Ну что вы вздумали! Погодите! Я так рад, что вы пришли… ну что вы будете делать у Костика? Может быть, его и дома-то нет! Посидите!

Козлов. Нет, надо идти! Костик ждет.

Блохин. Н…надо идти. Идем, ребята.

Ст. студент. Посидите! Я сейчас за пивом пошлю. Споем. Споем, Сережа? (Морщась от боли в горле, напевает.) Аристотель мудрый… Сейчас пиво будет.

Онуфрий (удерживая). Да не хлопочи, старик. Не надо пива.

Козлик. Не надо, не надо. Мы пойдем. Да, ей-Богу же, не надо.

Ст. студент. Нет, нет, не пущу. (Идет.) Я сейчас. Капитон, Капитоша!

Студенты одни, сидят как разваренные, лениво оглядываются.

Козлов. Послал-таки. Экая лотоха!

Онуфрий. Что же — оставаться или нет? (Зевает.) Я уж и не знаю. Неловко как-то, старик еще обидится! И как это удивительно в природе происходит: поболел один день, а состарился лет на двадцать. Эх, жизнь!

Козлов. Так со стариками всегда бывает. Держится, держится, а потом… трах и… (Зевает.