Сыны Сангвиния растворились в буйстве резни. Строгие дисциплинированные ряды рот и орденов сломались и смешались, и час за часом легион медленно превращался в нечто неконтролируемое. Они стали красным ураганом, который промчался по Сигнусу Прайм, не оставляя ничего после себя. Кровавые Ангелы сражались как никогда прежде, не с холодным разумом и праведной мощью, как их учили, но с сердцами, бьющимися ради мести, и с жаждой крови, как у берсерков, на устах. Их нельзя было остановить, все, что стояло на их пути, уничтожалось.

Враг серьезно недооценил волю Ангелов. Яростная атака на горячо любимого Сангвиния не сломила их, но освободила. Узы, которые сдерживали легионеров, пали, и скрытая ранее тьма вырвалась на свободу. Каждый из них желал крови противника, но эту жажду нельзя было утолить, только облегчить на краткий миг.

Последние из демонических стражей были отброшены в широкое, гулкое крыло у основания Собора Знака, их сдавили в массу извивающейся, чудовищной плоти. Орда упивалась своей властью над скоплением Сигнус, пытая и убивая обычных колонистов, которые называли эти миры своим домом. Последние из них были вырезаны демонами здесь, и поэтому это место было подходящим для казни убийц.

Численность тварей уменьшалась с каждым взмахом клинков Кровавых Ангелов. Тела чудовищ разрывались на части в хлещущих потоках крови, демонические сущности с воплями покидали умирающую плоть, падая в огромную яму в недрах храма. Последние из низших тварей были изрублены вихрем клинков, но и после этого гнев не стих.

Повисла зловещая, тягостная тишина, нарушаемая звуками капающей крови и низким скрежетом из дыхательных решеток. В живых осталась только хныкающая тварь Кирисс, наверху в огромном зале боли, но на поле битвы больше некого было убивать.

Все враги лежали мертвыми, но жажда крови все еще пылала в поиске новой ненависти, стремясь насытить свой бесконечный голод. Сотни и сотни воинов молча подняли головы и посмотрели на легионеров вокруг себя, видя не своих боевых братьев, но соперников и источники старой, мелочной вражды. Костяшки рук, сжимающих рукояти мечей, побелели, пальцы потянулись к спусковым крючкам.

В этой тишине будущее легиона балансировало на лезвии меча.

Демон в равной степени рыдал и смеялся, ухватившись тонкими пальцами за эфес меча Ангела и мучительно вытягивая его из зияющей раны в своем теле. Наконец клинок со скрежетом вышел из стены, а затем из тела, с лязгом упав на пол. Следом из раны хлынули зловонные внутренности.

Ралдорон выпрямился и поднял оружие.

— Я хочу убить его, — зло произнес он, охваченный безмерным гневом. Боль от ран казалась уже смутной и далекой. Все, что он хотел, — убить эту тварь Кирисс, услышать ее предсмертные вопли.

Капитан моргнул и попытался избавиться от страшного порыва, но тот всего лишь отступил, продолжая направлять мысли Кровавого Ангела.

Розовокожий монстр раскинул четыре руки и покрутил козлиной головой.

— Уничтожь эту плоть, и я найду другую. Это не остановит безумие, — он замолчал, когда к нему направился через зал Сангвиний, излучавший золотое сияние. Лицо Ангела пылало холодной яростью, глаза зловеще мерцали.

Ралдорон никогда прежде не видел своего повелителя таким. Примарх испытывал сильную боль, которую вызывали увечья, нанесенные плетью Жаждущего Крови. И помимо этого Ралдорон увидел в душе Сангвиния рану настолько глубокую, что исцеление казалось невозможным.