С одной стороны, ты получаешь то, о чем так долго мечтал, но с другой, обязательно что-то теряешь, что-то не менее ценное, чем мечта, что-то, что порой эту мечту даже обесценивает. Но ведь Хэллхейт ничего не потерял? А что потерял, получил обратно, как доверие Дафны и Никка. Значит ли это, что ему повезло или что его война не окончена?
— Ты сказал огни, Тейн, — Лир облизал губы, колеблясь. — Они мерцают? Как звезды?
— Откуда ты знаешь?
— Догадка.
Словно невзначай, их глаза встретились, но даже без этого Лир знал, что Тейн слышал фальшь в его голосе. Оба скрывают что-то, оба чего-то боятся, оба чего-то ждут. Однако никто из них не стал продолжать разговор, и Лир поднялся на ноги, собираясь занять себя делом, чтобы поменьше размышлять о мечтах и потерях.
— Раз уж все равно встал, — с наигранной легкостью сменил тему Тейн, — найди хозяйку этого дома, пусть она выгонит Ирна. Он храпит и мешает мне думать.
Лир глянул через плечо. И Ирней, и Шандар по-прежнему крепко спали, ни разговор фоморов, ни разбившаяся кружка их не потревожили.
— По-моему, друг Никка храпит громче, — заметил он.
— Не-а, — отмахнулся Тейн, — Шан пусть остается. Обещал мне сегодня показать, как с помощью кристаллов рисовать объемные узоры изо льда.
— Как скажешь.
Еще какое-то время Лир наблюдал, как Тейн рассматривает осколки, точно ищет в них закономерность, и в конце концов начинает их собирать. Хэллхейту показалась чуднóй, даже пугающей, его собственная идея: точно так же он периодически собирает по кусочкам свои мысли и чувства, пытаясь понять, как они сочетаются, почему противоречат друг другу и где недостающая деталь пазла, не позволяющая ему понять самого себя.
— Ну, что еще? — Тейн уставился на Лира из-под бровей. Та мимолетная искра в его глазах, которая появляется только, когда говоришь что-то личное, бесследно исчезла.
— Проваливай-ка и ты, Хэллхейт, да?
Приятель едва заметно, невесело усмехнулся:
— Ты всегда умел подбирать нужные слова.
Кивнув, Лир оставил его. Обошел бубнившего что-то во сне Ирна, перешагнул через рассыпанные на полу пряники и вышел из комнаты, в своем воображении возвращаясь к повседневным заботам. Хоть он и сказал Тейну, что война позади, фоморам и даитьянам только предстояло научиться жить в мире. И теперь наследник Крейна обязан был этот мир (который никогда не умел удержать) каким-то образом воссоздать.
Только за вчерашний вечер Ирн дважды поругался с Чарной из-за того, что та утверждала, что пунш в Патиле делают лучше, а Тейн, прежде чем подружиться, чуть не подрался с Шаном, который осмелился заявить, что среди фоморов нет достойных артистов. А если бы у одного из них оказался при себе меч? А если представить эти ссоры в масштабах двух стран?
Задумавшись о предстоящих делегациях и договорах, в прихожей Лир чуть не столкнулся с той самой Чарной, выскочившей из-за поворота ему навстречу. Фоморка возмущенно взвизгнула, однако даже не удосужилась отойти, лишь уставилась на Хэллхейта своими большими карими глазами, оказавшимися в сантиметре от глаз Лира.
— Доброе, эм… — Локон ее рыжих волос защекотал его шею. Лир сделал полшага назад, — утро.
— Доброе? Как же, — фыркнула Чарна. Она демонстративно покрутила перед его носом яблоком, с которого кинжалом срезала ломтик и отправила в рот. — В этом доме ничего нет кроме фруктов. Уже восьмое жру и до сих пор не наелась.
При виде кинжала в голове опять ожил сон.
«Ты предал меня, Лир. Предал нас всех…»
— Где Дафна? — выпалил он прежде, чем успел себя остановить. |