— Какой пояс? — не понял Збрхл.

— А третья причина? — спокойно спросил Дебрен.

Она ответила не сразу. Вначале долго и многозначительно глядела на ротмистра. Глаза были грустные и трезвые.

— После того как я похоронила Роволетто, сердце у меня еще дважды крепко билось. И всякий раз виною был человек, которого грифон одной бы лапой… Поэтому я их прогоняла. Что-то такое есть в нашем воздухе, потому что, если я кого… то и он меня. Всегда взаимно, черт побери… Вот и приходилось мне грубостью, чтобы они меня наглостью или разбойничьими приемчиками не сразили. Да и мне нелегко было подлость за подлостью такому учинять, когда сердце само к нему рвалось, и я аж ногами сучила, чтобы…

— Петунка… — Дебрен бросил испуганный взгляд на неподвижного Збрхла.

— Иначе я не умела, поэтому — как нарыв, раскаленным ножом… В мойне, как бы случайно, с новыми розгами, потом похоть из бедняги выдавить рукой, только б решимости хватило… А под конец, когда у него временно любвеобильность обмякнет, высмеять его за… малые размеры. Один так до конца не верил, пришлось выйти к гостям и там при народе добавить ему стыда… Оба уехали, искренне меня возненавидев. Ну, я поплакала, переболела, да и они пережили. А Йежин… Вначале я его нисколечки — сами видели, какой он был. Ну а потом мы уж так сжились, что когда любовь пришла, то я не сумела… Впрочем, если говорить о… размерах, то Бог его за недостатки вознаградил. Вы не поверите… И вот пожалуйста. — Она поглядела на покрытое полотном тело. — Я убила Йежина.

Наступила тишина. Хромая поступь Збрхла показалась в этой тишине такой громкой, словно кто-то колотил тараном, плеск наливаемого пива ассоциировался с наводнением средней силы.

— Вы разговаривали, — прервал молчание Дебрен. — Что она сказала?

— Собственно, ничего, — пожала плечами Петунка. Збрхл потягивал пиво. Или делал вид, что потягивает, чтобы явно и прилюдно не грызть кубок. Они по-прежнему не глядели друг на друга. У Дебрена промелькнула мысль, что нож, которым Петунка пользовалась для вскрытия нарывов, был дьявольски тупым. — Попросила платье. И Йежина поцеловала. Ничего не сказала, просто наклонилась и… Я думала, потому что он уже едва-едва…

— И это все?

— Я послала ее поискать платье. Нельзя было Йежина одного в таком положении оставить. Да. И еще сказала, где у меня доченькины вещи. И чтобы она себе пеленку взяла. А она…

— Пеленку? — Збрхл наконец-то оторвал зубы от кубка. Но на Петунку еще не взглянул. — Дебрен? Она что, и вправду в положении? В этом все дело? Об этом вы?.. Дерьмо и вонь, надеюсь, ты не сказал ей, что время неподходящее и чтобы она другую Серославу поискала?!

— Серо… — Дебрен понял. Грустно улыбнулся. Необидно. — Нет. Это не то. В жизни бы…

— Тогда зачем она пеленки брала?

— Не брала, — поправила Петунка. — Я же не сказала, что брала. Она сказала, что ей достаточно портянки и что-то вроде… ну, она б еще одного Збрхла убила.

— Еще раз? Меня? — удивился ротмистр.

— Она себе под нос бурчала, я толком не расслышала.

— Что она еще о Збрхле говорила? — прервал Дебрен.