Ну, значит, в «Невинке» родившаяся, — добавил трактирщик, видя нарисовавшееся на лице Збрхла удивление. — Потому что вообще-то… ну, известно: теща. Ну и варила по-нашему. Только у нас здесь невозможно нормальный набор блюд выдержать. Из-за этих засранцев грифонов никогда не знаешь, что удастся в горшок положить. И радуешься, если вообще найдется хоть что-нибудь съестное. Да и горшок тоже.
— Горшок? — Дебрен продолжал кашлять, приходя в чувство после постной каши, поэтому ротмистр взял на себя бремя ведения беседы. — Неужто так скверно дела идут?
— Да уж, хуже некуда. Но с горшками-то, по правде, немного другая история. Летуны, понимаете ли, крадут или разбивают, Вывесишь на заборе, как в приличном доме, а тут прилетит паршивец, шасть — и куча черепков!
— Грифон? — прохрипел Дебрен.
— Грифон порой тоже. Хотя этот если уж явится, то ползабора сразу… Но в основном-то его помощники-ночники. То есть нетопыри. Ну и еще попугай.
— У вашего грифона есть юрист? — возмутился Збрхл. — Ну и паршивец трахнутый! Он мне сразу не понравился!
— Шуткуете, господин ротмистр… — Выседел заморгал. — Это как же так? У чудовища? Юрист?
— На Малом Чиряке… — Збрхл словил предостерегающий взгляд Дебрена и прикусил язык. — Ну ладно… Так говоришь, летуны противогоршковую войну ведут. Ну что ж, они в лесу живут, неудивительно. Но то, что грифону не совестно на дурные горшки нападать… Ну и метлы бояться… Хорошо Петунка сказала: чересчур-то умным его не назовешь.
— Потому что его павлиниха родила, — напомнил Йежин. — Но относительно метлы и горшков — не так. Он, понимаете ли, моей Петунки не трогает.
— И слава Богу, — быстро сказал Збрхл, украдкой постучав по столу. — Хотя, по правде, это лишь явное проявление глупости. Такую женщину да не трогать! Просто удивительно, что тупица о какое-нибудь дерево не убился.
— Относительно черных волос… — неуверенно начал Дебрен. Но на него не обратили внимания.
— Еще не родился такой, который бы мою Петунку взял и сыгнорировал! — возмутился трактирщик. — Золото, не баба! — Збрхл охотно поддакнул. Йежин успокоился, набрал каши. — Секрет в том, что «Невинка» из рода в род по кудели переходит. Женщины, стало быть, наследуют. Поэтому женщинам здесь проще до естественной смерти дожить, чем мужчинам. Свекра, к примеру, старый грифон Доморец из Старогрода, отец Пискляка, распорол от бороды до яиц, когда тот с телеги слезал, на которой его со свадьбы привезли. Поэтому я не обижаюсь на покойницу тещу: мало какая женщина не озлобится, если в день свадьбы вдовой останется. И вдобавок девицей.
— Э-э-э… погоди, Йежин, что-то я запутался…
— А чего тут путаться-то? Если тебя грифон когтями от горла до промежности распорет, так вряд ли ты станешь о жене думать, даже молоденькой и еще не оконфу… ну, это, не тронутой, значит.
— Господин Йежин, то, что вы о волосах говорили…
— Ага! — Збрхл снова ухватил нить. — Значит, до постели дело не дошло? Ну что ж, грустно, конечно, но у каждого щита две стороны. На такую вдовушку охотник скорее найдется. Особливо, прости, Йежин, среди простолюдья. В замках-то на такие мелочи не шибко внимание обращают, но крестьянство, как в ранневековье, невинность очень высоко ценит. Предрассудки долго живут. Догадываюсь, что вдовица быстро утешителя нашла. То есть другого мужа.
— Ну… — Выседел оглянулся через плечо на дверь. |